автор: Валентин Иванов (Валентин Бензарь EU1AA)
Эта помятая алюминиевая банка из-под пива все время мне попадалась на глаза, когда я выходил из дома или возвращался обратно. Даже поздно вечером в лучах гелиевых ламп на фонарных столбах она светилась еще ярче, заставляя обращать на нее внимание. А ночью, при полной луне, она красовалась во всем величии собственного блеска, горя каким-то таинственным внутренним огнем, когда вокруг все было серо-желтым от фонарных ламп и безжизненно-матовым от лунного света, хотя сама луна ничего не испускала, а только отражала яркие лучи солнца, не видимого ночью.
Банка валялась на поле давно, и каждый раз, когда поле перепахивали для очередного сева, она появлялась на новом месте и была хорошо видна. И так повторялось много раз, изо дня в день, месяц за месяцем, год за годом. Технический прогресс настолько далеко ушел вперед, что и сам металл банки, и коричневая надпись на ее круглых боках никак не страдали от капризов природы, пахарей и сеятелей на железных конях. Ни дождь, ни ветер, ни лемеха стальных плугов, ни железные диски культиватора не могли повредить это чудо человеческой цивилизации, позволившее жаждущему вот так просто глотнуть холодненького пивка в жаркий кипрский денечек из чудо-банки. Её удобно было носить, возить, она не занимала много места в холодильнике, никогда не раскалывалась на острые противные кусочки, как ее старшая сестра – бутылка.
И когда банка из-под пива все это прочувствовала на своей собственной металлической шкуре, она поверила в свою бессмертность. Да как могло быть иначе? Её ведь создал человек, вложив в её рождение всю силу своего интеллекта и последние достижения науки и техники. Да и все происходящее вокруг за эти долгие годы лишь укрепляло её веру. Ну и что, что из ячменя, который недавно посеяли на этом поле и который уже через несколько недель поднимется вокруг густым зеленым лесом, потом приготовят вкусное хмельное пиво? Чего так хвастают молодые зеленые побеги, что они приносят людям пользу, и все время задевают, задевают, а чуть позже, когда превратятся в желтые, крепкие стебли, то и вовсе скроют её, банку, от людских взоров и света? И налившиеся колосья все время свысока на неё смотрят и говорят: кусок железа, кусок железа, кусок железа... Ну и что? А они, уже совсем пожелтевшие и свесившие свои головы под тяжестью ячменных зерен, все равно шелестят – кусок железа, кусок железа... Хорошо, хорошо – скрипит им в ответ банка. А куда вас потом нальют, чтобы человеку польза была? И чего-то вы все шелестите, шелестите? Вот скоро подрежут вас всех под корень, и снова я буду у всех на виду – солнышко светить мне будет, ветерок ласкать, дождик омывать, да и человек вниманием не обделит – то посмотрит, то ногами детвора пинать будет. Значит, нужна и я людям.
Когда скосили ячмень, рядом с пивной банкой выросла большая колючка, защищая ее от излишне игривых ребят и сборщика мусора. И все больше важничала банка, считая себя вечной. А тут еще колючка, напитавшаяся влаги в один из дней, когда по полю промчался короткий обильный дождь, вошла в силу и стала поднимать вверх блестящую баночку на своих сильных, жестких ветках. И та, совсем обезумев от счастья, взирала вокруг своим единственным глазом и звенела при каждом порыве ветра – я самая видная, я вечная, я вечная! Теперь её можно было видеть издалека по яркому лучу солнца, исходящего от блестящего донышка, а ветерок играл зайчиком на окне большого дома. Тот проникал во внутрь светлой красивой комнаты и приводил в восторг малыша, лежащего в белоснежной детской кроватке, и не давал ему уснуть. Колючка, будучи злой и неразговорчивой, не обижалась на хвастовство своей подруги и даже время от времени скупо улыбалась, наблюдая за длинным, узким солнечным лучом, бегающим по окну.
Потом снова вспахали поле, колючка погибла, а пивная алюминиевая баночка, как ни в чем не бывало, продолжала жить, наполовину присыпанная свежевспаханной землей. Все её друзья и подруги – ячмень, перекати-поле, ярко-синий василек, желтая ромашка давно погибли, чтобы родиться заново. Здесь, вдалеке от больших домов, она никому не мешала и была частичкой, хотя и неодушевленной, матери-природы.
И вот однажды, съежившись от утреннего холода, баночке впервые стало грустно. Росинки тумана обволокли ее тело холодными капельками влаги, солнце только взошло и не могло освободить её тело от холодной одежды и, хотя она оставалась еще яркой и блестящей, в душе у неё поселилась тревога. Она знала о судьбе своих многочисленных сестричек – все они умирали в жерновах огромных железных машин и огнедышащих плавильных печах, чтобы потом, превратившись в тонкий блестящий лист алюминия, родиться заново и снова стать красивой пивной баночкой.
Может быть, радость жизни именно в этом и состояла – родиться, чтобы быть кому-то полезным, а не в том, чтобы вечно любоваться собой? И так ли уж она вечна?
Она вдруг впервые заметила, что её тело стало покрываться серыми пятнами, и хлопья умершей кожи, отвалившись, стали обнажать черные дыры на её все еще блестящей поверхности. Ей впервые стало страшно – вот так, незамеченной, уходить из этой прекрасной и яркой жизни?
И пивная баночка при каждом случае, как только зашумит легкий ветерок, тревожным высоким голосом звала на помощь – возьмите меня, возьмите меня... Никто не откликался. Даже ранней весной, когда баночку наполовину съела смертельная болезнь – ее бывшие друзья и подруги, родившись заново, стали обходить её стороной, как бы боясь заразить себя. Осенью, подхваченная железными дисками культиватора, она очутилась в дальнем конце поля возле большой кучи строительного мусора. Не хочу, не хочу – кричала баночка и, словно услышав её, сильный порыв ветра подхватил то, что осталось от прежней блестящей красавицы, и понес по свежевспаханному полю. В одном месте, возле большой ржавой металлической трубы, ветер вдруг стих, и баночка с глухим стоном, ударившись о металл, упала на землю. Труба чуть слышно зарокотала густым басом – добро пожаловать, добро пожаловать... Баночка подняла глаза и увидела добрую усмешку старой ржавой трубы. Не бойся, не бойся – едва слышно рокотала труба, – я тебе помогу, помогу, помогу...
Баночка, прожив всю жизнь одна и ни от кого не зависев, вдруг жалобно всхлипнула. Она вдруг поняла, что нуждается в помощи и защите. Старая ржавая труба закрывала баночку своим большим телом от порывов ветра, не давая ему забрать это маленькое больное существо, а крепкая еще колючка, спасшаяся от стальных убийц – дисков культиватора, которым в этом месте преграждала дорогу металлическая преграда, – обхватила её своими жесткими ветками и крепко прижала к своей древней подруге. Не бойся, не бойся – гудела труба, и ей вторило откуда-то из под земли такое же глухое эхо – не бойся, бойся, бойся... Когда утих ветер и солнце склонилось к закату, отбросив длинную тень от трубы на плоскую твердь земли, старуха рассказала ей свою историю.
Когда-то давно сотни тысяч молодых, стройных труб давали людям воду. Много лет назад, вместе со своими подружками, трубу заставили качать воду на сухом, безжизненном поле, насквозь пропитанном соленой морской водой. Потом люди ушли, забыв про трубу. Кто-то купил эту землю, когда она ничего не стоила, а сейчас ее владелец выжидает благоприятного случая, чтобы землю повыгоднее продать. А поскольку земля пустовать не должна, её каждый год вспахивают и засевают каким-либо злаком – лишь бы засеять, а что будет потом – никого уже не интересовало. Эта земля находится в туристической зоне, и когда-нибудь ее все равно используют для других нужд. Тогда, может быть, и я пригожусь людям – кто знает? Я тоже сначала была горда своей красотой и осанкой, но со временем перестала ощущать себя полезной. До сих пор меня боятся железные машины – осталась былая твердость. И часто они, желая сделать больно, врезаются в меня своими железными головами и тут же отскакивают, ломая свои зубы. Потом и машины стали меня объезжать, чтобы не связываться со мною. Так вот и стою я одна много лет, позабытая всеми, и уже не надеюсь, что обо мне вспомнят. А я ведь могла еще послужить людям и в другом месте, да вот земля-мать не отпускает. Пытались как-то меня отсюда забрать, да так и уехали ни с чем. Будем теперь вместе с тобой горемычить.
Грустно стало баночке, поняла она, что так и придется ей доживать свой век здесь, вместе со старой трубой. Одно утешение, что на старости лет никто ее пинать не будет – кому нужна бесцветная маленькая развалюха, когда рядом стоит хоть и старая, но еще крепкая железная труба, которая может быть полезна людям. Если те когда-нибудь вспомнят о ней.
Валентин Иванов – литературный псевдоним Валентина Бензаря EU1AA, многократного чемпиона мира и СССР по радиосвязи на КВ & УКВ.
Эта помятая алюминиевая банка из-под пива все время мне попадалась на глаза, когда я выходил из дома или возвращался обратно. Даже поздно вечером в лучах гелиевых ламп на фонарных столбах она светилась еще ярче, заставляя обращать на нее внимание. А ночью, при полной луне, она красовалась во всем величии собственного блеска, горя каким-то таинственным внутренним огнем, когда вокруг все было серо-желтым от фонарных ламп и безжизненно-матовым от лунного света, хотя сама луна ничего не испускала, а только отражала яркие лучи солнца, не видимого ночью.Банка валялась на поле давно, и каждый раз, когда поле перепахивали для очередного сева, она появлялась на новом месте и была хорошо видна. И так повторялось много раз, изо дня в день, месяц за месяцем, год за годом. Технический прогресс настолько далеко ушел вперед, что и сам металл банки, и коричневая надпись на ее круглых боках никак не страдали от капризов природы, пахарей и сеятелей на железных конях. Ни дождь, ни ветер, ни лемеха стальных плугов, ни железные диски культиватора не могли повредить это чудо человеческой цивилизации, позволившее жаждущему вот так просто глотнуть холодненького пивка в жаркий кипрский денечек из чудо-банки. Её удобно было носить, возить, она не занимала много места в холодильнике, никогда не раскалывалась на острые противные кусочки, как ее старшая сестра – бутылка.
И когда банка из-под пива все это прочувствовала на своей собственной металлической шкуре, она поверила в свою бессмертность. Да как могло быть иначе? Её ведь создал человек, вложив в её рождение всю силу своего интеллекта и последние достижения науки и техники. Да и все происходящее вокруг за эти долгие годы лишь укрепляло её веру. Ну и что, что из ячменя, который недавно посеяли на этом поле и который уже через несколько недель поднимется вокруг густым зеленым лесом, потом приготовят вкусное хмельное пиво? Чего так хвастают молодые зеленые побеги, что они приносят людям пользу, и все время задевают, задевают, а чуть позже, когда превратятся в желтые, крепкие стебли, то и вовсе скроют её, банку, от людских взоров и света? И налившиеся колосья все время свысока на неё смотрят и говорят: кусок железа, кусок железа, кусок железа... Ну и что? А они, уже совсем пожелтевшие и свесившие свои головы под тяжестью ячменных зерен, все равно шелестят – кусок железа, кусок железа... Хорошо, хорошо – скрипит им в ответ банка. А куда вас потом нальют, чтобы человеку польза была? И чего-то вы все шелестите, шелестите? Вот скоро подрежут вас всех под корень, и снова я буду у всех на виду – солнышко светить мне будет, ветерок ласкать, дождик омывать, да и человек вниманием не обделит – то посмотрит, то ногами детвора пинать будет. Значит, нужна и я людям.
Когда скосили ячмень, рядом с пивной банкой выросла большая колючка, защищая ее от излишне игривых ребят и сборщика мусора. И все больше важничала банка, считая себя вечной. А тут еще колючка, напитавшаяся влаги в один из дней, когда по полю промчался короткий обильный дождь, вошла в силу и стала поднимать вверх блестящую баночку на своих сильных, жестких ветках. И та, совсем обезумев от счастья, взирала вокруг своим единственным глазом и звенела при каждом порыве ветра – я самая видная, я вечная, я вечная! Теперь её можно было видеть издалека по яркому лучу солнца, исходящего от блестящего донышка, а ветерок играл зайчиком на окне большого дома. Тот проникал во внутрь светлой красивой комнаты и приводил в восторг малыша, лежащего в белоснежной детской кроватке, и не давал ему уснуть. Колючка, будучи злой и неразговорчивой, не обижалась на хвастовство своей подруги и даже время от времени скупо улыбалась, наблюдая за длинным, узким солнечным лучом, бегающим по окну.
Потом снова вспахали поле, колючка погибла, а пивная алюминиевая баночка, как ни в чем не бывало, продолжала жить, наполовину присыпанная свежевспаханной землей. Все её друзья и подруги – ячмень, перекати-поле, ярко-синий василек, желтая ромашка давно погибли, чтобы родиться заново. Здесь, вдалеке от больших домов, она никому не мешала и была частичкой, хотя и неодушевленной, матери-природы.
И вот однажды, съежившись от утреннего холода, баночке впервые стало грустно. Росинки тумана обволокли ее тело холодными капельками влаги, солнце только взошло и не могло освободить её тело от холодной одежды и, хотя она оставалась еще яркой и блестящей, в душе у неё поселилась тревога. Она знала о судьбе своих многочисленных сестричек – все они умирали в жерновах огромных железных машин и огнедышащих плавильных печах, чтобы потом, превратившись в тонкий блестящий лист алюминия, родиться заново и снова стать красивой пивной баночкой.
Может быть, радость жизни именно в этом и состояла – родиться, чтобы быть кому-то полезным, а не в том, чтобы вечно любоваться собой? И так ли уж она вечна?
Она вдруг впервые заметила, что её тело стало покрываться серыми пятнами, и хлопья умершей кожи, отвалившись, стали обнажать черные дыры на её все еще блестящей поверхности. Ей впервые стало страшно – вот так, незамеченной, уходить из этой прекрасной и яркой жизни?
И пивная баночка при каждом случае, как только зашумит легкий ветерок, тревожным высоким голосом звала на помощь – возьмите меня, возьмите меня... Никто не откликался. Даже ранней весной, когда баночку наполовину съела смертельная болезнь – ее бывшие друзья и подруги, родившись заново, стали обходить её стороной, как бы боясь заразить себя. Осенью, подхваченная железными дисками культиватора, она очутилась в дальнем конце поля возле большой кучи строительного мусора. Не хочу, не хочу – кричала баночка и, словно услышав её, сильный порыв ветра подхватил то, что осталось от прежней блестящей красавицы, и понес по свежевспаханному полю. В одном месте, возле большой ржавой металлической трубы, ветер вдруг стих, и баночка с глухим стоном, ударившись о металл, упала на землю. Труба чуть слышно зарокотала густым басом – добро пожаловать, добро пожаловать... Баночка подняла глаза и увидела добрую усмешку старой ржавой трубы. Не бойся, не бойся – едва слышно рокотала труба, – я тебе помогу, помогу, помогу...
Баночка, прожив всю жизнь одна и ни от кого не зависев, вдруг жалобно всхлипнула. Она вдруг поняла, что нуждается в помощи и защите. Старая ржавая труба закрывала баночку своим большим телом от порывов ветра, не давая ему забрать это маленькое больное существо, а крепкая еще колючка, спасшаяся от стальных убийц – дисков культиватора, которым в этом месте преграждала дорогу металлическая преграда, – обхватила её своими жесткими ветками и крепко прижала к своей древней подруге. Не бойся, не бойся – гудела труба, и ей вторило откуда-то из под земли такое же глухое эхо – не бойся, бойся, бойся... Когда утих ветер и солнце склонилось к закату, отбросив длинную тень от трубы на плоскую твердь земли, старуха рассказала ей свою историю.
Когда-то давно сотни тысяч молодых, стройных труб давали людям воду. Много лет назад, вместе со своими подружками, трубу заставили качать воду на сухом, безжизненном поле, насквозь пропитанном соленой морской водой. Потом люди ушли, забыв про трубу. Кто-то купил эту землю, когда она ничего не стоила, а сейчас ее владелец выжидает благоприятного случая, чтобы землю повыгоднее продать. А поскольку земля пустовать не должна, её каждый год вспахивают и засевают каким-либо злаком – лишь бы засеять, а что будет потом – никого уже не интересовало. Эта земля находится в туристической зоне, и когда-нибудь ее все равно используют для других нужд. Тогда, может быть, и я пригожусь людям – кто знает? Я тоже сначала была горда своей красотой и осанкой, но со временем перестала ощущать себя полезной. До сих пор меня боятся железные машины – осталась былая твердость. И часто они, желая сделать больно, врезаются в меня своими железными головами и тут же отскакивают, ломая свои зубы. Потом и машины стали меня объезжать, чтобы не связываться со мною. Так вот и стою я одна много лет, позабытая всеми, и уже не надеюсь, что обо мне вспомнят. А я ведь могла еще послужить людям и в другом месте, да вот земля-мать не отпускает. Пытались как-то меня отсюда забрать, да так и уехали ни с чем. Будем теперь вместе с тобой горемычить.
Грустно стало баночке, поняла она, что так и придется ей доживать свой век здесь, вместе со старой трубой. Одно утешение, что на старости лет никто ее пинать не будет – кому нужна бесцветная маленькая развалюха, когда рядом стоит хоть и старая, но еще крепкая железная труба, которая может быть полезна людям. Если те когда-нибудь вспомнят о ней.
Ларнака, 2000
_________
Валентин Иванов – литературный псевдоним Валентина Бензаря EU1AA, многократного чемпиона мира и СССР по радиосвязи на КВ & УКВ.
Другие статьи Валентина Иванова >>
_________
Другие авторы >>
Как это похоже на слова армянского классика Сарояна: "Жизнь как спичечная коробка - чем больше лет, тем больше в коробке обгорелых спичек. И наступает момент когда в коробке одни обгорелые спички..." Валентин Кузьмич! Мы еще потарахтим! 73!
ОтветитьУдалить