автор: Валентин Бензарь EU1AA (ex UC2AA)
"Я никогда не забываю людей той Арктики, где я видела свой "Мыс Желания", другой образ жизни, не материковый, без никаких магазинов, улиц, кинотеатров, там жизнь зависела от радистов, радиосвязи, навигации, авиации, ледовой разведки, там космос - внутри человека. В зеркале Арктики видно кто ты есть и какова цена твоей личности, твоих поступков, твоего ума и таланта быть человеком."
В 1962 году оставалась непокоренной новая "страна" по списку DXCC - остров "Земля Франца Иосифа". К этому времени Леонид Лабутин - UA3CR, неоднократный чемпион Всесоюзных соревнований коротковолновиков, известный в СССР и за его пределами как настоящий фанат-коротковолновик, начал подготовку к этой первой радиолюбительской экспедиции.
Тогда получить разрешение на такую радиоэкспедицию было непростым делом. Прежде всего, этот человек должен был иметь незапятнанную «досаафовскую» репутацию, быть активистом ДОСААФ и, естественно, быть известным и опытным коротковолновиком. Леонид обладал всеми этими качествами и был одним из первых в СССР - вместе с Александром Камалягиным UA4IF, который освоил радиосвязь на одной боковой полосе - SSB.
Приехав зимой в командировку в Москву, я встретился с Леонидом и в субботу мы поехали к нему на "дачу", расположенную в 75 км от Москвы. "Покатаемся на лыжах, растопим буржуйку, а заодно я тебе покажу свой "шэк"."
Лабутинская "дача" представляла собой, как и положено настоящему радиолюбителю, склад всякого радиохлама, имела площадь около 20 кв. метров, буржуйку и большой дубовый стол, стоящий около единственного маленького окна. На нем размещалась его коротковолновая радиостанция.
Леонид имел по тем временам, пожалуй, самый лучший немецкий трофейный радиоприемник "Т9К39", усовершенствованный вариант известного немецкого военного радиоприемника выпуска 1936 года "Е-52" - ветераны-коротковолновики хорошо помнят этот аппарат, мечту любого коротковолновика того времени. В конце 50-х на вооружении войск связи Красной Армии поступил радиоприемник "Крот", который оказался неудачной попыткой скопировать "Е-52". "Крот" был в три раза больше размером и весил более 90 кг, против 30 кг "Е52". Перед началом Второй Мировой войны это был самый совершенный радиоприемник в мире, который стал серийно выпускался в Третьем Рейхе с 1936 года.
По сравнению с "КУБ-4", и появившихся позже "КВ-М" (батарейный вариант, на лампах 2К2М) и "Чайкой" (сетевой вариант на лампах 6К7, 6Х6 и 6П3), "Е-52" перекрывал диапазон 200-13 метров (последняя модификация радиоприемника "Е-52" под названием "Т9К39" перекрывала диапазон 200-9 метров), имел внутренний блок питания, зеркальную шкалу, кварцевый фильтр, высокую чувствительность и избирательность, которую обеспечивали два УВЧ с высокодобротными преселекторами и отличную стабильность частоты. В радиоприемнике использовались радиолампы, наподобие "пальчиковых" - RL12P2000, которые появились в СССР только в 60 годах. У меня до сих пор исправно работает "Е-52", подаренный мне Геной Шульгиным - UZ3AU, в котором стоят радиолампы, маркированные 1935 годом!
Честно говоря, таких радиоприемников в то время в СССР было не более десятка, и на них работали постоянные победители и призеры Всесоюзных соревнований ДОСАРМ (позже - ДОСААФ) - UA3CR, UA9DN, UB5WF, UA3AW. У Леонида был единственный Т9К39. Как он мне рассказывал, он умудрился вынести его со своего закрытого НИИ для работы в соревнованиях, охмурив начальство своими титулами.
Передатчик у Леонида был самодельный, в нем использовались тоже отдельные блоки трофейных немецких передатчиков, а выходной каскад был собран на лампах RS391, по внешнему виду напоминавшие наши ГУ-81, только размером поменьше и отдававшие такую же мощность, как и ГУ-81.
"Дача" на садовом участке в 4 сотки (тогда больше не давали советским людям, что быне забуржуились) не позволяла расположить антенны на все любительские диапазоны, поэтому он попросил своих родителей - а они его поощряли в его увлечении - взять участок на самом краю садового кооператива, и Леонид мог использовать стоящие рядом с лесом деревья для антенн низкочастотных диапазонов.
После лыжной прогулки мы растопили буржуйку, она быстро нагрела «шэк», выпили по чарке, разговорились, и Леонид предложил мне поработать на его радиостанции. Конечно, по сравнению с моим кустарным передатчиком на ГК-71 и радиоприемником "КВМ" это была фантастика! Мечта радиолюбителя!
После того, как я рассказал ему о своей аппаратуре – а мы боролись на равных во Всесоюзных соревнованиях коротковолновиков в 1956 году, когда в телеграфе первым был он, UA3CR, а вторым - я, UC2AA, а в телефонных (работали тогда АМ) он был третьим, пропустив вперед меня и Вячеслава Желнова UA4FE, который и стал чемпионом СССР, Леонид зауважал меня и открыл свою "тайну" о поездке на ЗФИ – так называлась Земля Франца Иосифа.
Этой идеей загорелся и я - правда, Леонид сразу же оговорился, что он с радостью возьмет с собой, только оказать помощи не сможет, потому сама процедура оформления всех документов, получения позывного, согласование с министерствами и ведомствами поездки на остров, который был на полувоенном положении, представляла большую проблему. И помог ему, к тому времени заслуженному в радиолюбительском мире человеку, сам Эрнест Теодорович Кренкель, Герой Советского Союза, полярный радист.
Все вопросы пришлось пробивать с трудом, особенно поездку на остров, являющийся приграничным. "Если сможешь сам пробиться на Диксон, мы будем перебираться на ЗФИ и работать вместе. Единственное, что я могу для тебя сделать по прибытии на Диксон, так это сказать, что ты член команды. Ты сам понимаешь, что с твоей репутацией нарушителя досармовских правил ты можешь поставить под угрозу всю экспедицию, хотя я тебя уважаю и поддерживаю во всем".
Я это понимал и был благодарен Леониду за то, что он все откровенно мне высказал. Конечно же, если мои действия хоть как-то помешают этой экспедиции, то я сам отойду в сторону. Мы договорились, что я еду как бы самостоятельно тоже на ЗФИ и моя поездка никак не связана с этим мероприятием под эгидой Центрального Радиоклуба ДОСААФ. Мы договорились информировать друга о том, как будут идти дела у каждого, и на следующее утро Леонид отправился на электричке на работу, а я - к своим родственникам в Москве, чтобы вечером уехать в Минск.
Февраль 1962 года. Я работал на Минском радиозаводе инженером, и был на хорошем счету. В досаафовском руководстве ко мне относились двояко: с одной стороны, радиолюбитель- коротковолновик, которого по нескольку раз в году закрывали за нарушение правил работы с капстранами, начиная с 1954 года, когда еще не разрешили советским коротковолновикам работать с "капиталистами", а с другой – передовик производства, мастер спорта СССР, ударник коммунистического труда, секретарь комсомольской организации цеха. И если в первое были посвящены только радиолюбители, для которых это занятие являлось просто хобби, то второе было известно всем, в том числе и советским органам, которые всегда усаживали меня в президиум во время торжественных заседаний, посвященных Дню Радио, и меня знали и министр связи БССР, и представители МО и КГБ.
Помня наш уговор с Лабутиным, я разработал план с обоснованием такой поездки на ЗФИ, чтобы в полярных условиях, заодно с работой в радиолюбительском эфире, испытать одно изделие, выпускаемое нашим цехом - предусилитель для шумомеров сантиметрового диапазона в измерительных радиоприемниках.
Мой московский друг Володя Рыбкин - UA3DV, - посоветовал мне использовать проверенный жизнью способ – в радиоклубе говорить, что тебя посылают в командировку на ЗФИ, а на работе – что я являюсь участником радиоэкспедиции на ЗФИ по линии радиоклуба. Благодаря его советам, мои дела пошли веселее.
В радиоклубе на заседании секции КВ мне дали бумагу о том, что минский радиоклуб не возражает против моей работы в эфире с ЗФИ, а с этой справкой на работе через профсоюзную организацию, цех выделил суточные и проездные на мою командировку, которых хватало только на дорогу в один конец.
Когда все бумажки были собраны, я двинулся в Москву.
Лабутин тем временем собирал аппаратуру и железо, которого набралось до 500 килограмм. Он все рассчитал заранее, чтобы ничто не могло сорвать намеченную радиоэкспедицию, потому что уже все американские журналы, да и тысячи коротковолновиков ждали с нетерпением появления в эфире новой страны. А на Севере всяко бывает, и он вез с собой двойной комплект SSB возбудителей с двумя усилителями мощности на паре 813-х и двумя высоковольтными выпрямителями на мощных диодах, которые он умудрился раздобыть в одном НИИ и которые еще не прошли госприемку.
Я помог ему дома все собрать, так как в Центральном Радиоклубе в Москве показаться я, естественно, не мог. Мы договорились, что он вылетает первым до Архангельска, откуда самолетом "Полярной Авиации" мы уже вместе добираемся до Диксона, где нас должен встречать мой тезка Валентин Игнатченко, UA0AZ - начальник радиоцентра Севморпути.
Рейсы на Архангельск уходили каждые два дня, мы взяли билеты, и Леня отправился первым, чтобы ждать меня там через два дня. Летали тогда на самолетах ИЛ-14 с остановками и дозаправками, и полет продолжался около 7 часов.
В Москве я останавливался у родственников: мой дядя работал в ЦК КПСС и заведовал каким-то отделом, жили они на Кутузовском проспекте в ЦэКовском доме. Он обычно не интересовался моими делами, так как по натуре был суровым и своенравным человеком, однако за обедом поинтересовался, куда я лечу в такую даль. Я ему рассказал о моем увлечении, он что-то пробурчал и сказал, что там, куда я собрался, закрытая зона и если возникнут у меня проблемы, то пусть я позвоню ему.
Через два дня в Архангельском аэропорту меня встретил Лабутин и мы пошли в "здание" - это было одноэтажное строение барачного типа, которое только при сильном воображении можно было назвать аэровокзалом. Там уже лежало в углу все барахло и на следующий день мы должны были самолетом "Полярной Авиации" лететь на Диксон. Это была иерархия Главсевморпути и начальником "Полярной Авиации" был генерал Шевелев, друг Кренкеля.
Лабутин не предупредил меня, когда мы брали билеты - наверно, забыл, - что оплата билета рейса "Аэрофлота" действительна до Амдермы, а дальше билеты уже бронируются "Полярной авиацией", потому что лететь на Диксон советскому человеку никто просто так не разрешит, если ты не полярник. А мы были совсем не полярники, а радиолюбители. И если у Леонида было забронировано место для него и багажа, то я был как бы никто, потому что такой брони не имел.
Нам все же удалось уговорить начальника аэропорта, показав все бумаги - командировочное удостоверение, письма, которые были в полном порядке с круглыми печатями, но не было на них главного - визы Шевелева, а без нее меня просто не пустят в самолет. После более близкого знакомства с начальником аэропорта в его кабинете, под звон стаканов с белорусскими «первачом», яблоками и салом, он пообещал все устроить. На следующее утро Виталий Александрович – «Саныч», как его называли полярники - с мрачным видом мне сказал: "Хреновые твои дела, Валентин. Генерал Шевелев запретил мне бронировать тебе место до Диксона, и сказал отправить ближайшим рейсом в Москву. Кто-то ему сказал, что ты какой-то радиолюбитель-нарушитель, и что в Москве даже не знают, что Бензарь Валентин летит на ЗФИ. Так что иди в мою комнату и звони в Москву, да выясняй, что к чему."
В сложном положении оказался и Лабутин - полтонны груза надо было погрузить в самолет, так как у полярников, летящих на смену, своего барахла хватало, и, конечно же, сначала загрузят их, а потом уже и Ленино железо, коли не будет перегруза. А то что перегруз будет, сомневаться не приходилось - обычно все рейсы Полярной Авиации забиты на полную катушку, так как кроме оборудования, почты и некоторых продуктов, сами полярники везли с собой съестные припасы и гостинцы в стеклянной таре, без которых не обходится ни один рейс.
Первым делом я проанализировал, что могло стать причиной телефонного звонка, да еще на таком высоком уровне. Я сразу позвонил Володе Рыбкину - с Леонидом бесполезно было говорить на эту тему, так как он был в панике, что не удастся погрузить железо в самолет, и никакого дельного совета я не мог ему дать. Ставилась под угрозу сама экспедиция, так как до начала WPX SSB CONTEST оставалось 10 дней.
"Валя, - сразу сказал он, - тебя кто-то заложил, и я думаю, Демьянов, начальник Центрального Радиоклуба. А кто растрезвонил, что ты едешь с Лабутиным - не знаю. Звони Кренкелю, с Шевелевым он по корешам. Я попробую позвонить Эрнесту Теодоровичу, но моего авторитета здесь не хватит".
Первая информация испортила настроение. Осталось добраться до Кренкеля - лично мы не были знакомы, но фамилию мою он знал, так как на каждом заседании ЦРК при обсуждении вопросов, касающихся нарушений "Инструкции по эксплуатации любительских приемно-передающих радиостанций", Бензарь - UC2AA, - был у всех на слуху. Однако этот вариант я не стал даже прорабатывать. Что скажет Кренкелю нарушитель Бензарь? Что его, Героя Советского Союза, знаменитого полярного радиста, закрывали тоже за нарушение инструкции и лишали работы за коллекционирование почтовых марок? И не давали работать в эфире? Вряд ли он за меня вступится, он сам уже напуган системой. Вот если через партийного чиновника, который скажет, что он, радиолюбитель Бензарь, UC2AA, по молодости наделал глупостей, а на самом деле сознательный советский человек, тогда может и решиться Кренкель позвонить Шевелеву и тот даст эту чертову бронь на самолет?
И я решил позвонить своему дяде, Тупицыну Михаилу Николаевичу, зав. отделом ЦК КПСС, вспомнив наш последний разговор. Когда он услышал мой голос, выругался и сказал, что мать мне задницу ремнем мало драла, что всякой хреновиной занимаюсь. "Какая там командировка? Брехун ты. Ладно, последний раз помогу, чтоб никаких полярных экспедиций больше не было, Кренкель сраный. (Когда он злился, то всегда ругался). Сиди и жди, скажу, чтоб тебя Шевелев пропустил».
Действительно, через двадцать минут раздался звонок, начальник аэропорта поднял трубку, сказал "Есть, товарищ генерал" и опустил ее на рычаг.
"Ну все в порядке, Валентин. Полетишь на свою ЗФИ. Шевелев дал добро".
Это первый и последний раз, когда я воспользовался тем, что мой дядька работает в ЦК КПСС. После этого случая я года три даже не заезжал к ним домой - стыдно было.
На этот раз все было в норме, загрузка была расчетной, бензина хватало до посадки на резервный аэродром и мы тепло попрощались. Перед вылетом Саныч познакомил нас с командиром самолета Анатолием (перед этим, как нам пояснил Саныч, на Севере не принято называть фамилии членов экипажа "не штатным" пассажирам), и вот уже наш ИЛ-14 берет курс на Нарьян-Мар. После дозаправки, следующая посадка - в Амдерме.
Здесь нелишне упомянуть, что за время полета мы все перезнакомились, я рассказал полярникам нашу историю (Лабутин был в плохом настроении, так как он понимал, что мы потеряли много времени и его надежды отработать в WPX SSB контесте с Земли Франца Иосифа, отдельной страны по списку DXCC- улетучиваются), все посмеялись над нами, но тем не менее зауважали, когда борт-радист послушал, как я работал на ключе и сразу предложил мне работу на Севере. «С таким ключем и ухом, как у тебя, заработаешь неплохо на Севере.»
Я пытался оспорить утверждения полярников и борт-радиста, утверждая, что Леонид Лабутин - а это было правдой – лучший коротковолновик СССР и он лучше меня знает все хитрости радиоэфира. Но Леня был замкнутым человеком, это вызывало у окружающих некоторое отчуждение, так как на Севере любили открытых и не высокомерных людей. А Лабутин к таким не относился, считая, что он выполняет важную «миссию» ЦК ДОСААФ и ЦК ВЛКСМ (я только в самолете узнал, что он имеет рекомендации и ходатайства ЦК ВЛКСМ на эту поездку).
Короче говоря, после того, как я достал из заветного чемодана пару бутылок «Столичной», кусок белорусского сала и сладкую украинскую луковицу величиной с кулак, мы забыли о Лабутине и я стал участником, а скорее, слушателем историй, которыми была так богата жизнь полярников. Потом появились поочередно члены экипажа, и вот я уже нахожусь в самом заветном месте – кабине экипажа.
Я всегда восхищался летчиками. Это шло еще от детства, когда немцы захватили Днепропетровск – а я там остался с бабушкой Ивановой Анастасией Алексеевной и дедушкой Ивановым Афанасием Емельяновичем. Их родственники проживали в деревне Любомировка, на левом берегу Днепра, напротив аэродрома, и мы, пацаны, наблюдали за полетами немецких самолетов, взлетавших и приземлявшихся на бывшем советском аэродроме.
Мы отличали все марки немецких самолетов, не зная их названия, естественно. Уже после войны, по книжкам я определил, что одномоторные самолеты с загнутыми вверх крыльями были «Мессершмимтт-110», двухмоторные - «Юнкерсы», «рамы» - «Фокке-Вульфы» - как их мы называли за раздвоенный фюзеляж. Наших, советских, мы не знали и не помнили, так как в 1943 году небо было оккупировано немецкими самолетами.
И вот в один из летних дней на аэродром рано утром налетели наши, советские, самолеты - одни с длинным носом и большими крыльями ЛАГ-5, и короткокрылые, бочкообразные штурмовики «ИЛ-2». За несколько десятков минут аэродром был уничтожен вместе с самолетами, огромные клубы черного дыма, сопровождавшиеся разрывами боеприпасов – вот и все, что осталось от него. Эти воспоминания остались на всю жизнь.
Я бредил самолетами, и моя мама после окончания 4-х классов не смогла не уступить моим требованиям и попыталась отдать меня в Суворовское училище. Увы! – к этому времени у меня уже была небольшая близорукость, зрение было 0,9 и меня забраковала приемная комиссия. Так кончилась моя летная карьера, хотя в душе я чувствовал, что Чкаловым не буду, но Бензарь был бы отличным летчиком.
Когда я поведал моим новым друзьям эту историю, командир самолета – а мне в это время должно было стукнуть 26 лет, а ему – 36 лет, - завел меня в пилотскую кабину и дал потрогать рычаг управления. То, что я увидел, было пределом моих мечтаний – впереди было синее-синее небо, периодический изменяющийся шум двигателей (самолет шел на автопилоте) и рядом заветный рычаг, который управлял этой волшебной машиной!
Анатолий понял, скорее, почувствовал, что я интуитивно понимал – самолет ведет автопилот, и мое символическое прикосновение к рычагу будет недостаточным, чтобы подарить мне радость покорения этого алюминиевого монстра. Он выключил автопилот и научил меня тому, чему учили их в летном училище. А когда через десять минут я уже самостоятельно держал курс, Анатолий понял, что сделал мне самый дорогой подарок в жизни.
Посадка в Амдерме была короткой, мы заправились, метеорологи дали добро на вылет – Диксон принимает, но надо спешить. Если не будет встречного ветра, то приземлимся на Диксоне аккурат за час до надвигающегося циклона.
А дальше произошло все наоборот. Был встречный восточный ветер, скорость самолета упала до 280 км/час, по мере приближения к Диксону ветер усиливался, и за час до приземления Диксон закрылся из-за густого тумана.
Ближайший аэродром был в Хатанге, и мы дотянули туда на резерве. На удивление, в Хатанге была прекрасная, безветренная погода, температура минус 50 градусов по Цельсию. Радиоцентр дал сводку погоды: на Диксоне туман усилился.
Была пятница предпоследней недели марта 1962 года, до теста оставалось чуть больше недели, и надежды поработать с ЗФИ таяли, как весенний (в Европейской части СССР) снег.
Каждый день вылет откладывали, и если для полярников это было привычным делом, то для нас наступающей бедой. Валентин Игнатченко (UA0AZ) был в курсе событий, и каждый день мы от него получали неутешительные радиограммы – Диксон был закрыт.
Через пять дней возникла уже проблема у полярников: они летели на смену, везли почту, продовольствие и какую-то важную документацию (уже позже от Валентина мы узнали, что это было связано с испытаниями водородной бомбы на Новой Земле) и откладывать отлет из Хатанги было невозможно. Последняя радиограмма Шевелева гласила: «Вылет, несмотря на любую погоду на Диксоне».
К этому времени 15 здоровых мужиков выпили все запасы спиртного, после чего опустошили утлый складик сельпо, где оставалось 25 пол-литровых бутылок питьевого спирта (я до сих пор помню эти бутылки, на которых было выдуто «Питьевой спирт. Архангельский вино-водочный завод им. 16 партсъезда»), закусывая все это котлетами из оленины, которые искусно готовил хатангский завмаг.
20 марта 1962 года рано утром года самолет «Полярной авиации» взял курс на Диксон. Через два часа полета темно-голубое небо заволокло тучами, и за 30 минут до приземления радиоцентр дал сводку: видимость 300 метров, ветер 0,5 м/сек, температура минус 37 градусов. Посадка запрещена.
Горючее было на исходе, возвращаться некуда (ближайший аэродром - Хатанга). Теперь жизнь всех зависела от одного человека – командира корабля. Никакие меры предосторожности в этой ситуации не понадобятся – или Анатолий посадит самолет на полосу, или он разобьется. Другого не будет. 300 метров видимости при скорости 180 км/час давали надежду только на чудо.
И Анатолий это чудо совершил.
Когда ИЛ-14 разворачивался на взлетной полосе, первое, что услышали мы все – это вой сирены пожарной машины. Этот звук исходил как бы из ниоткуда, так как самой машины не было видно. И только через минуту вырисовался ее силуэт. Через пару минут двигатели остановились, открылся люк и первым по приставной лестнице взбежал Валентин. Он крепко обнял Анатолия, который уже готовился спуститься с борта, и сказал: «Спасибо тебе, старина, что всех спас». Анатолий ответил: «Дело привычное. А на кой хрен мы тогда летаем на Севере? Спасибо за ближний привод, Валентин. Ты знаешь, у меня высотомер отказал уже на 1000 метрах – вот единственное, что меня напугало. Виталька выручил – он что-то там накрутил и сказал мне, что по слуху постарается дать примерную высоту снижения, используя силу радиосигнала. Да и эти два радиолюбителя помогли – они с Виталькой что-то колдовали и полосу я увидел аккурат в метрах двухстах».
Валентин Игнатченко, UA0AZ, встретил нас, как и подобает хозяину. В двухэтажном деревянном доме барачного типа, где он жил с женой, выделил нам спальную комнату и отдал в наше распоряжение свою радиостанцию. Это был новый передатчик Р-641, модернизированный для северных условий, имевший диапазон до 25 МГц. На выходе были две лампы ГУ-80, что по тем временам считалось большой роскошью. Радиоприемник «Крот» и еще один морской итальянский приемник «Маркони» давали возможность слышать сразу два любительских диапазона.
Однако Леонид спешил – до теста оставалось пять дней и он вместе с Игнатченко пытался найти пути вылета на ЗФИ.
А погода тем временем ухудшалась. Густой туман сменился штормовым ветром при температуре воздуха минус 25 градусов мороза, пурга делала видимость нулевой и мы могли перемещаться от здания к зданию только держась за натянутые канаты – такие погоды нередко бывали на Диксоне, и еще до войны, как только был организован радиоцентр, между строениями были сделаны такие «направляющие».
По прогнозам синоптиков такая погода будет держаться не менее недели, что окончательно похоронило наши надежды отработать в CQ WPX SSB Contest c Земли Франца Иосифа. Грустный Лабутин стал приспосабливать свой SSB возбудитель к передатчику Р-641, чтобы хоть как-то компенсировать моральные потери – Диксон представлял азиатскую часть СССР, находился в редкой зоне и были неплохие шансы отработать в зачете коллективок позывным UA0KAR. Близость европейской части давала преимущество азиатскому континенту в очках, хотя Валентин Игнатченко говорил, что прохождение на Диксоне в конце марта коварное, может быть аврора и проще провести QSO с американцами или австралийцами, чем с Европой.
Тест мы отработали неплохо, и хоть прохождение было неустойчивое, в pile-up проводили по 100-150 радиосвязей в час. В результате UA0KAR оказалась первой в Азии и десятой в мире (139,749 очков, 991 QSO, 139 префиксов).
Когда мы проснулись после теста, в окно ярко светило cолнце, синело небо, было безветренно и морозно – около минус 35. Была бы такая погода неделю назад!
Между тем Диксон открылся для полетов и каждый день аэродром принимал по 3-4 борта. Леонид занялся упаковкой экспедиционного радиоборудования, а я занимался написанием отчета, чтобы успеть отослать его вовремя, так как планировалось работать с ЗФИ не менее месяца.
Несмотря на все старания Игнатченко и свою солидную должность – начальник Радиоцентра, - даже ему не удавалось договориться с авиаторами взять двух радиолюбителей с 500 кг. груза, так как кроме него да еще нескольких радистов никто не знал о таком «спорте». На трассе Диксон – ЗФИ всегда была напряженка и посторонние лица не имели шансов как-то спланировать свою поездку.
В то время во всех радиолюбительских журналах уже прошла информация об экспедиции и все с нетерпением ждали ее начала. Каждое QSO c UA0KAR начиналось с вопроса – когда начнете работать с ЗФИ? Десятки тысяч коротковолновиков не хотели упустить свой шанс получить новую страну.
И вот, наконец, нам повезло. На ЗФИ должен лететь борт Анатолия, который знал нас по Хатанге. Правда, рейс был грузовой, и все было расписано до килограмма. А здесь опять пол тонны радиолюбительского «барахла» и два фанатика-коротковолновика, суммарным весом 140 кг.
Игнатченко сразу отбраковал бензоагрегат АБ-1, два выходных каскада, кабели и антенны. «Ребята, я договорился с начальником радиостанции, он даст в ваше распоряжение резервный передатчик Р-641 и антенное поле с двумя диполями Надененко, так что перекроете диапазон от 80 до 10 метров. Берите два возбудителя и все, одежду получите на ЗФИ.»
Это сообщение ошеломило Леонида. Столько было затрачено сил на изготовление аппаратуры, все было компактным и легким, кроме АБ-1. Вариант со штатной аппаратурой был рискованный, так как в любое время может понадобиться служебная радиосвязь и работать мы не сможем. Как он ни пытался уговорить и Валентина, и Анатолия, те были непреклонны. Их можно было понять – это их работа, и очень ответственная работа. Ради важной – для нас, а не для полярников – работы в эфире, которая была для них забавой, никто не хотел рисковать.
Я это понял сразу, хотя Леонид и пытался апеллировать к ним, убеждая в важности этого мероприятия для пропаганды радиоспорта и развития коротковолнового радиолюбительского движения, показывая бумажки ЦК ДОСААФ, ЦК ВЛКСМ и Общества Попова. Я пытался его угомонить, напоминая, что эти люди и так много для нас сделали, но он вошел в раж, стал связываться с Кренкелем и ЦК ВЛКСМ. Дело дошло до того, что Анатолий сказал, что он вообще не возьмет его в самолет.
В конце концов мы оказались перед выбором – или Лабутин едет с резервным возбудителем и выходным каскадом, или едем вместе с одним возбудителем и будем работать вдвоем. Я понял, что Лабутин выберет первое и я был с ним согласен, так как срывать радиоэкспедицию из-за одного человека было бы глупо, хотя в душе было обидно.
Тут UA3CR вдруг выпалил при Анатолии и Валентине, что я вообще не имею официального отношения к этой радиоэкспедиции, так как приехал сюда добровольно и что против моей поездки возражали и ЦК ДОСААФ, и Центральный Радиоклуб. Опешили и те, от кого зависел полет на ЗФИ. «Ты что это друга своего продаешь? В общем, Леонид, ни хрена я тебе не помогу, свои бумажки сунь в одно место» - подытожил командир самолета.
Теперь уже мне пришлось умолять Анатолия, чтобы летел Лабутин, так как на самом деле он официальный руководитель этой радиоэкспедиции на остров, и я доволен тем, что побывал на Севере, поработал в тесте и познакомился с замечательными людьми.
Переночевал я у радистов, Лабутин остался у Валентина, а на утро, перед вылетом я распрощался с командиром и экипажем. Анатолий подошел ко мне и сказал: «Если хочешь, я тебя возьму на борт. Мне до ж… эти запреты». «Анатолий, я тебе благодарен, но это действительно правда – сработать с новой страной в радиолюбительском эфире - мечта любого коротковолновика, и работа эта не зависит от того, кто туда полетит. Тот, кто будет оттуда работать, будет работать для десятков тысяч таких же фанатов, как и мы, а я вместе с Лабутиным работать не смогу. Так что еще раз прошу тебя, доставь его на остров в целости и сохранности».
Мы обнялись, Анатолий зашел в самолет и через десять минут машина взлетела, взяв курс на Землю Франца Иосифа.
После этого случая я лет десять не встречался с Лабутиным, потом обида как-то ушла, и когда на одной из радиолюбительских конференций он неожиданно подошел ко мне и сказал, что сожалеет о случившемся, я ему поверил. Потому что он был такой же фанат, как и я, и принес радость тысячам коротковолновиков.
Такая история...
3W3RR: В своей автобиографии Леонид Лабутин UA3CR упоминает об этой истории несколькими строками (пишет о себе в третьем лице):
"1962. Первая SSB экспедиция с передвижкой на Землю Франца Иосифа. Сначала на Диксон отправился UA3CR, позже присоединился UC2AA. Сидели на Диксоне ждали погоды целый месяц. В апреле на ЗФИ удалось улететь одному UA3CR. За неделю под позывным UA3CR/UA1 было проведено 3500 связей - не мало по тем временам."
 |
| Валентин UC2AA в Хатанге в феврале 1962 года. |
(Юнна Мориц, после поездки на ледоколе "Седов" в 1956-м)
Тогда получить разрешение на такую радиоэкспедицию было непростым делом. Прежде всего, этот человек должен был иметь незапятнанную «досаафовскую» репутацию, быть активистом ДОСААФ и, естественно, быть известным и опытным коротковолновиком. Леонид обладал всеми этими качествами и был одним из первых в СССР - вместе с Александром Камалягиным UA4IF, который освоил радиосвязь на одной боковой полосе - SSB.
 |
| Александр Федорович Камалягин UA4IF (silent key 04.08.1975), Николай Иванович Борзов UA3XZ (silent key 27.08.1979), Леонид Михайлович Лабутин UA3CR (silent key 12.09.1998), Георгий Алексеевич Поздерник UO5PK (сейчас ER2A), в Москве в июне 1961-го. Фото из архива Томаса K8CX. |
Лабутинская "дача" представляла собой, как и положено настоящему радиолюбителю, склад всякого радиохлама, имела площадь около 20 кв. метров, буржуйку и большой дубовый стол, стоящий около единственного маленького окна. На нем размещалась его коротковолновая радиостанция.
 |
| Приемник Telefunken T9K39. Фото: uboatradio. |
Честно говоря, таких радиоприемников в то время в СССР было не более десятка, и на них работали постоянные победители и призеры Всесоюзных соревнований ДОСАРМ (позже - ДОСААФ) - UA3CR, UA9DN, UB5WF, UA3AW. У Леонида был единственный Т9К39. Как он мне рассказывал, он умудрился вынести его со своего закрытого НИИ для работы в соревнованиях, охмурив начальство своими титулами.
Передатчик у Леонида был самодельный, в нем использовались тоже отдельные блоки трофейных немецких передатчиков, а выходной каскад был собран на лампах RS391, по внешнему виду напоминавшие наши ГУ-81, только размером поменьше и отдававшие такую же мощность, как и ГУ-81.
"Дача" на садовом участке в 4 сотки (тогда больше не давали советским людям, что быне забуржуились) не позволяла расположить антенны на все любительские диапазоны, поэтому он попросил своих родителей - а они его поощряли в его увлечении - взять участок на самом краю садового кооператива, и Леонид мог использовать стоящие рядом с лесом деревья для антенн низкочастотных диапазонов.
 |
| Из QSLs Ами 4X4DK. |
После того, как я рассказал ему о своей аппаратуре – а мы боролись на равных во Всесоюзных соревнованиях коротковолновиков в 1956 году, когда в телеграфе первым был он, UA3CR, а вторым - я, UC2AA, а в телефонных (работали тогда АМ) он был третьим, пропустив вперед меня и Вячеслава Желнова UA4FE, который и стал чемпионом СССР, Леонид зауважал меня и открыл свою "тайну" о поездке на ЗФИ – так называлась Земля Франца Иосифа.
Этой идеей загорелся и я - правда, Леонид сразу же оговорился, что он с радостью возьмет с собой, только оказать помощи не сможет, потому сама процедура оформления всех документов, получения позывного, согласование с министерствами и ведомствами поездки на остров, который был на полувоенном положении, представляла большую проблему. И помог ему, к тому времени заслуженному в радиолюбительском мире человеку, сам Эрнест Теодорович Кренкель, Герой Советского Союза, полярный радист.
Все вопросы пришлось пробивать с трудом, особенно поездку на остров, являющийся приграничным. "Если сможешь сам пробиться на Диксон, мы будем перебираться на ЗФИ и работать вместе. Единственное, что я могу для тебя сделать по прибытии на Диксон, так это сказать, что ты член команды. Ты сам понимаешь, что с твоей репутацией нарушителя досармовских правил ты можешь поставить под угрозу всю экспедицию, хотя я тебя уважаю и поддерживаю во всем".
Я это понимал и был благодарен Леониду за то, что он все откровенно мне высказал. Конечно же, если мои действия хоть как-то помешают этой экспедиции, то я сам отойду в сторону. Мы договорились, что я еду как бы самостоятельно тоже на ЗФИ и моя поездка никак не связана с этим мероприятием под эгидой Центрального Радиоклуба ДОСААФ. Мы договорились информировать друга о том, как будут идти дела у каждого, и на следующее утро Леонид отправился на электричке на работу, а я - к своим родственникам в Москве, чтобы вечером уехать в Минск.
 |
| Валентин Бензарь UC2AA с бумажной версией выполненного в 1962 году диплома - золотой "доски" CHC-200. Первая в СССР CHC-200 была получена Карлом Каллемаа UR2BU, вторая (и восьмая в мире) - UC2AA. Доска выдавалась за полученные 200 дипломов. К тому времени, в 1962-м, у Валентина их было уже более 500 - из 77 стран мира. Фото из архива EU1AA. |
Помня наш уговор с Лабутиным, я разработал план с обоснованием такой поездки на ЗФИ, чтобы в полярных условиях, заодно с работой в радиолюбительском эфире, испытать одно изделие, выпускаемое нашим цехом - предусилитель для шумомеров сантиметрового диапазона в измерительных радиоприемниках.
 |
| Борис Аркадьевич Рыбкин и Владимир Рыбкин в 17-летнем возрасте. 1944 г. Фото: журнал "Историк". |
В радиоклубе на заседании секции КВ мне дали бумагу о том, что минский радиоклуб не возражает против моей работы в эфире с ЗФИ, а с этой справкой на работе через профсоюзную организацию, цех выделил суточные и проездные на мою командировку, которых хватало только на дорогу в один конец.
Когда все бумажки были собраны, я двинулся в Москву.
Лабутин тем временем собирал аппаратуру и железо, которого набралось до 500 килограмм. Он все рассчитал заранее, чтобы ничто не могло сорвать намеченную радиоэкспедицию, потому что уже все американские журналы, да и тысячи коротковолновиков ждали с нетерпением появления в эфире новой страны. А на Севере всяко бывает, и он вез с собой двойной комплект SSB возбудителей с двумя усилителями мощности на паре 813-х и двумя высоковольтными выпрямителями на мощных диодах, которые он умудрился раздобыть в одном НИИ и которые еще не прошли госприемку.
Я помог ему дома все собрать, так как в Центральном Радиоклубе в Москве показаться я, естественно, не мог. Мы договорились, что он вылетает первым до Архангельска, откуда самолетом "Полярной Авиации" мы уже вместе добираемся до Диксона, где нас должен встречать мой тезка Валентин Игнатченко, UA0AZ - начальник радиоцентра Севморпути.
Рейсы на Архангельск уходили каждые два дня, мы взяли билеты, и Леня отправился первым, чтобы ждать меня там через два дня. Летали тогда на самолетах ИЛ-14 с остановками и дозаправками, и полет продолжался около 7 часов.
В Москве я останавливался у родственников: мой дядя работал в ЦК КПСС и заведовал каким-то отделом, жили они на Кутузовском проспекте в ЦэКовском доме. Он обычно не интересовался моими делами, так как по натуре был суровым и своенравным человеком, однако за обедом поинтересовался, куда я лечу в такую даль. Я ему рассказал о моем увлечении, он что-то пробурчал и сказал, что там, куда я собрался, закрытая зона и если возникнут у меня проблемы, то пусть я позвоню ему.
 |
| Аэропорт Архангельска в 1960-х. Фото: scaleforum.ru. |
Лабутин не предупредил меня, когда мы брали билеты - наверно, забыл, - что оплата билета рейса "Аэрофлота" действительна до Амдермы, а дальше билеты уже бронируются "Полярной авиацией", потому что лететь на Диксон советскому человеку никто просто так не разрешит, если ты не полярник. А мы были совсем не полярники, а радиолюбители. И если у Леонида было забронировано место для него и багажа, то я был как бы никто, потому что такой брони не имел.
Нам все же удалось уговорить начальника аэропорта, показав все бумаги - командировочное удостоверение, письма, которые были в полном порядке с круглыми печатями, но не было на них главного - визы Шевелева, а без нее меня просто не пустят в самолет. После более близкого знакомства с начальником аэропорта в его кабинете, под звон стаканов с белорусскими «первачом», яблоками и салом, он пообещал все устроить. На следующее утро Виталий Александрович – «Саныч», как его называли полярники - с мрачным видом мне сказал: "Хреновые твои дела, Валентин. Генерал Шевелев запретил мне бронировать тебе место до Диксона, и сказал отправить ближайшим рейсом в Москву. Кто-то ему сказал, что ты какой-то радиолюбитель-нарушитель, и что в Москве даже не знают, что Бензарь Валентин летит на ЗФИ. Так что иди в мою комнату и звони в Москву, да выясняй, что к чему."
В сложном положении оказался и Лабутин - полтонны груза надо было погрузить в самолет, так как у полярников, летящих на смену, своего барахла хватало, и, конечно же, сначала загрузят их, а потом уже и Ленино железо, коли не будет перегруза. А то что перегруз будет, сомневаться не приходилось - обычно все рейсы Полярной Авиации забиты на полную катушку, так как кроме оборудования, почты и некоторых продуктов, сами полярники везли с собой съестные припасы и гостинцы в стеклянной таре, без которых не обходится ни один рейс.
Первым делом я проанализировал, что могло стать причиной телефонного звонка, да еще на таком высоком уровне. Я сразу позвонил Володе Рыбкину - с Леонидом бесполезно было говорить на эту тему, так как он был в панике, что не удастся погрузить железо в самолет, и никакого дельного совета я не мог ему дать. Ставилась под угрозу сама экспедиция, так как до начала WPX SSB CONTEST оставалось 10 дней.
 |
| Исследователи Арктики 30-х годов: Николай Николаевич Зубов, Марк Иванович Шевелев, американец Герберт Уилкинс, Эрнст Теодорович Кренкель RAEM в 1937-м году. Фото: Antarctic.su |
Первая информация испортила настроение. Осталось добраться до Кренкеля - лично мы не были знакомы, но фамилию мою он знал, так как на каждом заседании ЦРК при обсуждении вопросов, касающихся нарушений "Инструкции по эксплуатации любительских приемно-передающих радиостанций", Бензарь - UC2AA, - был у всех на слуху. Однако этот вариант я не стал даже прорабатывать. Что скажет Кренкелю нарушитель Бензарь? Что его, Героя Советского Союза, знаменитого полярного радиста, закрывали тоже за нарушение инструкции и лишали работы за коллекционирование почтовых марок? И не давали работать в эфире? Вряд ли он за меня вступится, он сам уже напуган системой. Вот если через партийного чиновника, который скажет, что он, радиолюбитель Бензарь, UC2AA, по молодости наделал глупостей, а на самом деле сознательный советский человек, тогда может и решиться Кренкель позвонить Шевелеву и тот даст эту чертову бронь на самолет?
 |
| Михаил Николаевич Тупицын в бытность Секретарем Брестского обкома Коммунистической Партии (большевиков) Белоруссии. В 2016-м в "Совершенно секретно" опубликована статья "Бегство из Бреста". Фото: Виртуальный Брест. |
Действительно, через двадцать минут раздался звонок, начальник аэропорта поднял трубку, сказал "Есть, товарищ генерал" и опустил ее на рычаг.
"Ну все в порядке, Валентин. Полетишь на свою ЗФИ. Шевелев дал добро".
Это первый и последний раз, когда я воспользовался тем, что мой дядька работает в ЦК КПСС. После этого случая я года три даже не заезжал к ним домой - стыдно было.
На этот раз все было в норме, загрузка была расчетной, бензина хватало до посадки на резервный аэродром и мы тепло попрощались. Перед вылетом Саныч познакомил нас с командиром самолета Анатолием (перед этим, как нам пояснил Саныч, на Севере не принято называть фамилии членов экипажа "не штатным" пассажирам), и вот уже наш ИЛ-14 берет курс на Нарьян-Мар. После дозаправки, следующая посадка - в Амдерме.
 |
| Аэропорт Амдермы в 1960-х. Фото: nailizakon.com. |
Я пытался оспорить утверждения полярников и борт-радиста, утверждая, что Леонид Лабутин - а это было правдой – лучший коротковолновик СССР и он лучше меня знает все хитрости радиоэфира. Но Леня был замкнутым человеком, это вызывало у окружающих некоторое отчуждение, так как на Севере любили открытых и не высокомерных людей. А Лабутин к таким не относился, считая, что он выполняет важную «миссию» ЦК ДОСААФ и ЦК ВЛКСМ (я только в самолете узнал, что он имеет рекомендации и ходатайства ЦК ВЛКСМ на эту поездку).
Короче говоря, после того, как я достал из заветного чемодана пару бутылок «Столичной», кусок белорусского сала и сладкую украинскую луковицу величиной с кулак, мы забыли о Лабутине и я стал участником, а скорее, слушателем историй, которыми была так богата жизнь полярников. Потом появились поочередно члены экипажа, и вот я уже нахожусь в самом заветном месте – кабине экипажа.
Я всегда восхищался летчиками. Это шло еще от детства, когда немцы захватили Днепропетровск – а я там остался с бабушкой Ивановой Анастасией Алексеевной и дедушкой Ивановым Афанасием Емельяновичем. Их родственники проживали в деревне Любомировка, на левом берегу Днепра, напротив аэродрома, и мы, пацаны, наблюдали за полетами немецких самолетов, взлетавших и приземлявшихся на бывшем советском аэродроме.
 |
| Аэродром Любомировка на карте генштаба Люфтваффе. Сайт: Это Место. |
И вот в один из летних дней на аэродром рано утром налетели наши, советские, самолеты - одни с длинным носом и большими крыльями ЛАГ-5, и короткокрылые, бочкообразные штурмовики «ИЛ-2». За несколько десятков минут аэродром был уничтожен вместе с самолетами, огромные клубы черного дыма, сопровождавшиеся разрывами боеприпасов – вот и все, что осталось от него. Эти воспоминания остались на всю жизнь.
Я бредил самолетами, и моя мама после окончания 4-х классов не смогла не уступить моим требованиям и попыталась отдать меня в Суворовское училище. Увы! – к этому времени у меня уже была небольшая близорукость, зрение было 0,9 и меня забраковала приемная комиссия. Так кончилась моя летная карьера, хотя в душе я чувствовал, что Чкаловым не буду, но Бензарь был бы отличным летчиком.
Когда я поведал моим новым друзьям эту историю, командир самолета – а мне в это время должно было стукнуть 26 лет, а ему – 36 лет, - завел меня в пилотскую кабину и дал потрогать рычаг управления. То, что я увидел, было пределом моих мечтаний – впереди было синее-синее небо, периодический изменяющийся шум двигателей (самолет шел на автопилоте) и рядом заветный рычаг, который управлял этой волшебной машиной!
Анатолий понял, скорее, почувствовал, что я интуитивно понимал – самолет ведет автопилот, и мое символическое прикосновение к рычагу будет недостаточным, чтобы подарить мне радость покорения этого алюминиевого монстра. Он выключил автопилот и научил меня тому, чему учили их в летном училище. А когда через десять минут я уже самостоятельно держал курс, Анатолий понял, что сделал мне самый дорогой подарок в жизни.
Посадка в Амдерме была короткой, мы заправились, метеорологи дали добро на вылет – Диксон принимает, но надо спешить. Если не будет встречного ветра, то приземлимся на Диксоне аккурат за час до надвигающегося циклона.
А дальше произошло все наоборот. Был встречный восточный ветер, скорость самолета упала до 280 км/час, по мере приближения к Диксону ветер усиливался, и за час до приземления Диксон закрылся из-за густого тумана.
 |
| Аэропорт в Хатанге в 1960-e. Фото: lenaeroproject.ru. |
Была пятница предпоследней недели марта 1962 года, до теста оставалось чуть больше недели, и надежды поработать с ЗФИ таяли, как весенний (в Европейской части СССР) снег.
Каждый день вылет откладывали, и если для полярников это было привычным делом, то для нас наступающей бедой. Валентин Игнатченко (UA0AZ) был в курсе событий, и каждый день мы от него получали неутешительные радиограммы – Диксон был закрыт.
 |
| Валентин Бензарь UC2AA в Хатанге в феврале 1962-го, в ожидании улучшения погоды на Диксоне. |
К этому времени 15 здоровых мужиков выпили все запасы спиртного, после чего опустошили утлый складик сельпо, где оставалось 25 пол-литровых бутылок питьевого спирта (я до сих пор помню эти бутылки, на которых было выдуто «Питьевой спирт. Архангельский вино-водочный завод им. 16 партсъезда»), закусывая все это котлетами из оленины, которые искусно готовил хатангский завмаг.
20 марта 1962 года рано утром года самолет «Полярной авиации» взял курс на Диксон. Через два часа полета темно-голубое небо заволокло тучами, и за 30 минут до приземления радиоцентр дал сводку: видимость 300 метров, ветер 0,5 м/сек, температура минус 37 градусов. Посадка запрещена.
 |
| Аэропорт Диксона w 1960-x. Фото: suffra.com |
И Анатолий это чудо совершил.
 |
| Радист самолета "Полярной авиации" ИЛ-14, на котором добирались до Диксона, возле здания в котором находилась коллективка UA0KAR и жил начальник коллективки - главный радист Диксона Валентин UA0AZ. Фото из архива Валентина EU1AA. |
 |
| Морской передатчик Р-641. Фото: OldRadioXX. |
Однако Леонид спешил – до теста оставалось пять дней и он вместе с Игнатченко пытался найти пути вылета на ЗФИ.
А погода тем временем ухудшалась. Густой туман сменился штормовым ветром при температуре воздуха минус 25 градусов мороза, пурга делала видимость нулевой и мы могли перемещаться от здания к зданию только держась за натянутые канаты – такие погоды нередко бывали на Диксоне, и еще до войны, как только был организован радиоцентр, между строениями были сделаны такие «направляющие».
 |
| Из архива Ами 4X4DK. |
Тест мы отработали неплохо, и хоть прохождение было неустойчивое, в pile-up проводили по 100-150 радиосвязей в час. В результате UA0KAR оказалась первой в Азии и десятой в мире (139,749 очков, 991 QSO, 139 префиксов).
Таблица результатов CQ WPX SSB 1962 контеста. Выдернута из небытия на свет совместными усилиями Юрия Дашина, Эдуарда NT2X, Дага KR2Q и Тэрри N4TZ из журнала журнала CQ Amateur Radio.
Когда мы проснулись после теста, в окно ярко светило cолнце, синело небо, было безветренно и морозно – около минус 35. Была бы такая погода неделю назад!
Между тем Диксон открылся для полетов и каждый день аэродром принимал по 3-4 борта. Леонид занялся упаковкой экспедиционного радиоборудования, а я занимался написанием отчета, чтобы успеть отослать его вовремя, так как планировалось работать с ЗФИ не менее месяца.
Несмотря на все старания Игнатченко и свою солидную должность – начальник Радиоцентра, - даже ему не удавалось договориться с авиаторами взять двух радиолюбителей с 500 кг. груза, так как кроме него да еще нескольких радистов никто не знал о таком «спорте». На трассе Диксон – ЗФИ всегда была напряженка и посторонние лица не имели шансов как-то спланировать свою поездку.
 |
| Из книги Николая Стромилова UA3BN "Впервые над полюсом": "Валентин Игнатченко. Высокий, худой, черноволосый, с доброй, белозубой улыбкой, не изменявшей ему даже в минуты предельной усталости. Человек высокой моральной чистоты, которого любили на острове все. Блестящий радист. Позднее - руководитель коллектива радиоцентра. Руководитель умный, чуткий, заботливый, никогда не принимавший волевых, опрометчивых решений, уважавший людей, умевший их слушать. На Диксоне он проработал двадцать два года. Высшим орденом страны отмечен его труд. Горько думать, что так рано ушел он из жизни." Книга и QSL из архива Юрия DL9LM. |
И вот, наконец, нам повезло. На ЗФИ должен лететь борт Анатолия, который знал нас по Хатанге. Правда, рейс был грузовой, и все было расписано до килограмма. А здесь опять пол тонны радиолюбительского «барахла» и два фанатика-коротковолновика, суммарным весом 140 кг.
Игнатченко сразу отбраковал бензоагрегат АБ-1, два выходных каскада, кабели и антенны. «Ребята, я договорился с начальником радиостанции, он даст в ваше распоряжение резервный передатчик Р-641 и антенное поле с двумя диполями Надененко, так что перекроете диапазон от 80 до 10 метров. Берите два возбудителя и все, одежду получите на ЗФИ.»
 |
| Через пять лет после опысываемых здесь событий Валентин Игнатченко UV3BC (ex UA0AZ) возглавил радиоотряд двенадцатой антарктической экспедиции на Мирном, и его UV3BC/m стал первым индивидуальным позывным советского коротковолновика, прозвучавшим из Антарктиды. Непростые судьбы Валентина и его жены Марии Игнатченко (в девичестве Волковой) заслуживают отдельного подробного описания. QSL из архива Тома K8CX. |
Я это понял сразу, хотя Леонид и пытался апеллировать к ним, убеждая в важности этого мероприятия для пропаганды радиоспорта и развития коротковолнового радиолюбительского движения, показывая бумажки ЦК ДОСААФ, ЦК ВЛКСМ и Общества Попова. Я пытался его угомонить, напоминая, что эти люди и так много для нас сделали, но он вошел в раж, стал связываться с Кренкелем и ЦК ВЛКСМ. Дело дошло до того, что Анатолий сказал, что он вообще не возьмет его в самолет.
 |
| Лица советской эпохи: люди острова Диксон. Фото: humus.dreamwidth.org. |
Тут UA3CR вдруг выпалил при Анатолии и Валентине, что я вообще не имею официального отношения к этой радиоэкспедиции, так как приехал сюда добровольно и что против моей поездки возражали и ЦК ДОСААФ, и Центральный Радиоклуб. Опешили и те, от кого зависел полет на ЗФИ. «Ты что это друга своего продаешь? В общем, Леонид, ни хрена я тебе не помогу, свои бумажки сунь в одно место» - подытожил командир самолета.
Теперь уже мне пришлось умолять Анатолия, чтобы летел Лабутин, так как на самом деле он официальный руководитель этой радиоэкспедиции на остров, и я доволен тем, что побывал на Севере, поработал в тесте и познакомился с замечательными людьми.
Переночевал я у радистов, Лабутин остался у Валентина, а на утро, перед вылетом я распрощался с командиром и экипажем. Анатолий подошел ко мне и сказал: «Если хочешь, я тебя возьму на борт. Мне до ж… эти запреты». «Анатолий, я тебе благодарен, но это действительно правда – сработать с новой страной в радиолюбительском эфире - мечта любого коротковолновика, и работа эта не зависит от того, кто туда полетит. Тот, кто будет оттуда работать, будет работать для десятков тысяч таких же фанатов, как и мы, а я вместе с Лабутиным работать не смогу. Так что еще раз прошу тебя, доставь его на остров в целости и сохранности».
Мы обнялись, Анатолий зашел в самолет и через десять минут машина взлетела, взяв курс на Землю Франца Иосифа.
После этого случая я лет десять не встречался с Лабутиным, потом обида как-то ушла, и когда на одной из радиолюбительских конференций он неожиданно подошел ко мне и сказал, что сожалеет о случившемся, я ему поверил. Потому что он был такой же фанат, как и я, и принес радость тысячам коротковолновиков.
Такая история...
___
3W3RR: В своей автобиографии Леонид Лабутин UA3CR упоминает об этой истории несколькими строками (пишет о себе в третьем лице):
"1962. Первая SSB экспедиция с передвижкой на Землю Франца Иосифа. Сначала на Диксон отправился UA3CR, позже присоединился UC2AA. Сидели на Диксоне ждали погоды целый месяц. В апреле на ЗФИ удалось улететь одному UA3CR. За неделю под позывным UA3CR/UA1 было проведено 3500 связей - не мало по тем временам."
 |
| Леонид Лабутин UA3CR работает как 4K1CR с Северного Полюса, после достижения полюса лыжной экспедицией Шпаро в 1979-м году. Фото из архива Андрея RW3AH. |
___
Подготовка текста к публикации: Solo. В тексте использованы материалы и информация предоставленные Валентином EU1AA, Ами 4X4DK, Ильей 4Z1UF, Юрием Дашиным (Москва), Борисом RU3AX, Геннадием RZ3CC, Андреем RW3AH, Георгием UY5XE, Вениамином UA3X, Томасом K8CX, директором CQ WW Дугласом KR2Q, WPX директором Терри N4TZ, генеральным директором АО "Архангельский ликеро-водочный завод" Натальей Леонидовной Шевчук, хранителем коллекции стекла Музея Хрусталя (Гусь-Хрустальный) Аллой Витальевной Чукановой, Юрием DL9LM. Спасибо!
Там, в Хатанге, полторы недели пережидали туман и пургу, что была на Диксоне. Диксон не принимал самолеты. В Хатанге было минус 50 по Цельсию, безветренно, а когда дышал, то пар из рта шуршал и превращался в снежинки! Водку и спирт закусывали котлетами из оленины...
ОтветитьУдалитьДолжен сказать сразу, что к дружной семье радиолюбителей я, к сожалению, не принадлежу. Тем не менее с огромным интересом прочитал эти воспоминания Валентина Бензаря, EU1AA. Потому что автор пишет о Советском Заполярье и его людях, которые были во времена моей юности знаками героизма и отваги советских людей.
ОтветитьУдалитьИмена полярного радиста Эрнста Кренкеля и его коллег, названия заполярных поселков и аэродромов Амдерма, Хатанга, Диксон, о которых пишет В. Бензарь, звучали тогда для меня и моих сверстников как символы подвига. И я тоже прекрасно помню те дни марта-апреля 1962 года, хотя и по другой причине.
Именно в то время, когда Валентин Бензарь при 35-градусном морозе и беспросветной метели ждал на Диксоне летной погоды - меня принимали в комсомол. В те апрельские дни я приехал в наш райцентр с группой одноклассников, и хорошо помню, как комсомольский секретарь при обсуждении вопроса достоин ли я стать членом ВЛКСМ убежденно заявил: "Я думаю двух мнений быть не может! Достоин!"
А потом я, счастливый, шел пешком от железнодорожной станции к родному поселку по полевой дороге, и надо мной в синем бездонном небе распевали жаворонки, от недавно оттаявшей пашни поднимался теплый пар, и окружавший меня мир был прекрасен.
Тогда, конечно, я даже не догадывался, что в тысяче километров от меня смотрит в то же небо, но сквозь полярную пургу другой 26-летний комсомолец - Валентин Бензарь. И что оба мы на всю жизнь запомним ту весну 1962 года, хотя и с разными чувствами.
Как молоды мы были!
Николай Глухов, г. Пермь
Да Николай, эти годы не забудешь! Заполярье было лакмусовой для человека. Одни ехали за длинным рублём чего греха таить!), другие по работе, третьи - по призванию. Но самое невероятное было в том, что Север сразу сам сортировал людей, и даже перевоспитывал, потому что в этом волшебном и чистом (в то время) месте люди становились такими-же светлыми и чистыми. 73!
Удалить