Затянувшаяся экспедиция капитана Федора

автор: Федор Медведев, RZ3DA (silent key)

Я, Медведев Фёдор Аристархович, выехал из России 1 апреля 1992 года, из города Новороссийск, на парусном судне «Седов», в Геную, для участия в регате, посвященной 500-летию открытия Америки. В Генуе я пересел на старинное парусное судно "Надежда" в качестве матроса-радиста. Эта экспедиция в составе трех парусных лодей (морской термин - прим. ред.) была организована петрозаводским клубом "Полярный Одиссей".

Приблизительно за три месяца лодьи "Вера" и "Надежда" достигли Лас-Пальмаса на Канарских островах, а лодья "Любовь" вернулась назад из города Кадис и дошла до Картахена в Испании, где за деньги катала туристов на вёслах на небольшом внутреннем море Мар Менор. Команда целиком состояла из украинцев, жителей города Мелитополя, и им было глубоко наплевать на экспедицию: они пошли делать деньги.

Лодьи «Вера», «Надежда», «Любовь». Фото: Морской  клуб "Полярный Одиссей".

Осенью, после морского праздника в Картахене, судно встало там на сухую стоянку, а экипаж вернулся домой. Мой друг Маноло, из Малаги, прислал прекрасный видеофильм о нашем пребывании в Малаге, предпоследнем городе, где все суда были вместе. В Лас-Пальмасе выяснилось, что лодьи не смогут пересечь Атлантику из соображений безопасности. За три года пребывания в теплых водах дерево сгнило.

Руководство решило экспедицию свернуть, снаряжение и лодьи продать, а экипаж и что останется вернуть в Россию. В конце года обе лодьи были проданы за бесценок.

Возвращаться домой без денег не хотелось и я был не один такой. Капитан Устинов и механик Перевезенцев уговорили меня найти работу на одном из судов. Мы подписали контракт с корейской компанией "Санфиш", на год, на работу на танкере "Дельфин 101". Экипаж — восемь человек. Пятеро русских (один сошел с судна), два негра, китаец и кореец, старший механик. Работа была тяжелая, корейцы нас не кормили: полгода без выхода на берег и, по возвращении в Лас-Пальмас, все русские прервали контракт. Один уехал на Родину, двое устроились на танкер "Гамбор Брид", а мы с капитаном в компанию "ЭкспоРусс" на танкер "Пальмар-1".

Дела у компании шли неважно, компаньоны постоянно ссорились. После полугода капитан уехал в отпуск, как оказалось, навсегда, в Мурманск. Хозяин компании, Хуан Медерос, уговорил меня сходить в последний рейс и затем съездить в отпуск в Россию, где я не был довольно долго. Я согласился.

Хуан Медерос с компаньонами купили "кота в мешке". Техническое состояние судна было ужасным, корпус сгнил, система перекачки топлива была дырявой, и он выложил почти все деньги на ремонт судна. В море мы снабжали топливом корейские суда, а они не спешили расплачиваться. В результате хозяин задолжал экипажу зарплату за 3,5 месяца.

После косметического ремонта, судно 8 февраля 1994 года, заправилось топливом и вышло в море из Лас-Пальмаса. Маршрут: Атлантика, экваториальная зона, далее экваториальная Гвинея.

Через два дня после выхода механики обнаружили постороннего человека на борту — негра. Возвращаться назад было поздно: корейские суда ожидали заправки. Капитан, как честный человек, не выбросил его за борт, а оставил, сказав, что он будет работать за питание. Когда же «гость» узнал, что мы идем не в Бразилию, а в бразильскую зону — сильно расстроился.

Капитан обещал высадить его при первой возможности. В Лас-Пальмас он не хотел возвращаться ни при каких условиях, так как скрывался от полиции. Почему — не говорил. Вообще, он говорил, что из Южной Африки, а оказалось впоследствии — из Ганы.

После заправки корейских судов, с остатками топлива, мы пошли в Экваториальную Гвинею. По пути сломался главный двигатель. Стала поступать пресная вода из системы охлаждения в картер и смешиваться с маслом, что недопустимо. Потребовался срочный ремонт. Необходимо было бросить якорь и в спокойной обстановке перебрать главный двигатель. Это большая работа и в дрейфе ее сделать нельзя.

Ближайшим берегом было побережье Сьерра-Леоне и Либерии. Капитан выбрал место в юго-восточной части Сьерра-Леоне, потому что в Либерии шла гражданская война, а про повстанцев Сьерра-Леоне мы слышали только один раз по радио Нигерии: якобы, волнения идут в восточной провинции. А это был юг. Мы надеялись, что здесь проблем с повстанцами не будет. Наивность: оказалось, что это место повстанцы контролируют уже год. Мы встали в полумиле от пустынного пляжа и в течение двух дней не видели ни одного человека.

«Гость» заволновался, он захотел, чтобы его высадили здесь и стал угрожать ножом. Капитан согласился. Объяснил по карте, куда идти, дал денег, продуктов. Матросы связали три бочки из-под масла, посадили его и отправили на берег.

Вскоре волна выбросила плот на берег и «гость» ушел на северо-запад, по берегу. Все вздохнули с облегчением. На следующий день он вернулся и сел на пляже, напротив судна. В это время Идрисса Явара, матрос, обнаружил, что его портативная видеокамера «Панасоник» отсутствует вместе с кассетами и кабелями. Переносная сумка была набита тряпьем.

Сразу стало ясно, кто вор. Идрисса стал просить капитана сходить на берег и вернуть камеру. Он плохо плавал и поэтому упросил меня помочь ему с плотом. Мы сделали небольшой плот из трех спасательных кругов. Идрисса плыл на плоту, а я подталкивал его сзади, вплавь. Первым на берег сошел Идрисса, а я остался с плотом на плаву, так как было ясно, что из-за прибоя плот с берега спустить невозможно.

Ждал я Идриссу довольно долго, слышал только обрывки фраз и решил, что пора возвращаться. Закрепив плотик на якоре, вышел на берег и сказал Идриссе, — Плюнь на камеру и пошли обратно, — но он продолжал разговор.

Фото: Pinterest

Вдруг на горизонте появились фигурки людей. Вор сказал: «Ничего страшного, это рыбаки». Я заставил Явару плыть обратно, но прибой разыгрался не на шутку. Явара наглотался воды и песка и сказал, что возвращается. Я не хотел оставлять его одного — без меня он пропал бы — и вернулся на берег. Я надеялся объяснить черным ситуацию и просить помочь нам вернуться на судно. Когда подошли четверо черных, двое с АК-47 и один с одностволкой, я понял, что ничего хорошего не получится. Мы объяснили ситуацию, и они попросили нас проследовать с ними по берегу.

     Примечание автора.

     Здесь, по хронологии, в пояснительной записке был опущен важный момент — почему я всё-таки согласился поплыть с Яварой на берег.

     Дело в том, что я и он уже были на берегу до этого. Вместе с «гостем» на берег поплыл сам капитан Маноло, испанец, и два негра: Явара и кок Абдул. Погода была прекрасная, и я решил тоже сплавать. О том, что в ста милях восточнее под Абиджаном мы ловили на пустой крючок полутораметровых акул, я, почему-то не подумал. Может их всех вычерпали китайские суда, хищнически ловившие рыбу в прибрежной зоне?

     Плыл я около часа и когда прибыл на берег, то увидел сожжённую деревушку из нескольких домиков, которую не было видно с судна. «Гость» рассказал, что вернулся, так как в джунглях он сильно испугался чего-то. Вечером мы все попытались уплыть обратно, но прибой не дал этого сделать. Спасательные круги выбросило на берег вместе с нами, сумку "гостя" залило морской водой и, думаю, в этот самый момент камера испортилась.

     Я знал, что ночью к нам подойдёт «Прегольский» для заправки и капитан или я, как его старший помощник, должен быть на месте. Я был единственным, кто вырвался из этой ловушки и доплыл вплавь один.

     Всю ночь мы наблюдали огоньки на берегу от фонариков. Утром прибой стих и сначала приплыл капитан, затем Абдул и наконец, Явара, доплывший из последних сил. Все спокойно вздохнули, слава Богу, все были на месте. И вот тогда в обед Явара и обнаружил пропажу видеокамеры.

     Все чувствовали себя героями, и я сильно не беспокоился, мол, сплаваю ещё раз, но спасательный круг решил на берег не вытаскивать, а заякорить перед полосой прибоя.

Нас привели в маленькую деревню, где вместе с повстанцами жили жители. Нас представили местному командиру и он допросил нас, все время пытаясь выяснить, не агенты ли мы правительства капитана Штрассера., который сверг правительство президента Момо. Здесь я первый раз услышал его имя и имя лидера повстанцев.

Фото: Inquiries

После беседы нас посадили на чурбачки и заставили ждать решения. Но я не хотел сидеть и встал, сказав, что сидеть не хочу, тогда один из повстанцев выстрелил в землю из автомата между моих ног, и у меня сразу отпала всякая охота к непослушанию. Серьёзные ребята, шутки плохи. Командир сказал, что нас задерживает для дальнейшего выяснения, и послал гонца в соседнюю деревню, где была радиостанция для сообщения вышестоящему командованию.

Здесь мы провели первую ночь. Охрана была бдительной. Убежать отсюда было невозможно, даже в туалет нас сопровождали с автоматом. На следующий день нас привели обратно на пляж напротив судна, в надежде, что кто-нибудь еще придет, но никто не пришел.

Вору пригрозили, что застрелят, если он не принесет видеокамеру. После этого он выкопал ее из песка. Она была мокрая. Если бы Явара знал, что камера испорчена, ручаюсь, он не приплыл бы сюда.

День был жаркий и, когда я захотел искупаться, трое сопровождали меня, но когда вор захотел искупаться, никто не пошел с ним, и он поднырнул под водяной вал, и потихоньку поплыл обратно на судно. А мы-то, дураки, не сообразили раньше, как надо плыть!

Никто не стал стрелять, он им был не нужен, а нужен был я. Он отвязал наш спасательный круг и на нем вернулся на судно, где был принят к моему немалому изумлению. До этого капитан говорил, что никогда не пустит его назад, но после я вспомнил, что день назад он ему помогал уплыть.

Тем временем вернулся гонец и передал приказ доставить нас к командованию. Сказал Идриссе: "Вот ты и приехал домой!", он был из племени кранко и жил во Фритауне, а в этих местах был первый раз. Ему тут же связали сзади руки, и повели нас обоих обратно в деревню.

Ночью Идрисса сказал, что надо бежать. Я возразил, что уже поздно, это надо было делать вчера. Утром нас повели. Шли мы три дня, пересекли на каноэ реку Моа и прибыли на базу. Там мы повторили, что было сказано до того. На базе было радио, и был получен приказ вести нас дальше вглубь территории в центральный лагерь Санко.

Шли мы четыре дня. Сначала попадались деревни с людьми, а потом только пустые, разбомблённые и сожжённые дотла. Люди в них были все беженцы со всей восточной провинции и ничего не знали о своих родных и близких.

В этих местах мы шли втроём: я, Явара и сержант со шрамом через всё лицо по имени "Буджи Лондо", как он объяснил это название большого дерева. Он воевал с самого начала и всё здесь знал, так как был из этих мест. В одной из деревень валялись гниющие трупы местных жителей. Похоже, война была здесь недавно. Как-то услышали выстрелы вдалеке. Сержант остановился, и мы пошли в обход.

Никто не хотел убежать. Сандалии по пути совсем развалились, и я стер ноги до крови. В последний день к нам присоединилась группа повстанцев, я совсем обессилел, и меня везли на тачке под горку, а на горку я шел сам, опираясь на палку. Ночевали мы в безлюдных деревнях, либо под открытым небом. Комары одолели. Чесался до потери пульса. Когда подводили к лагерю, завязали глаза. Я ковылял на трех ногах, но меня поддерживали под руки, чтобы не упал. Когда подошли к лидеру повстанцев Санко, повязку сняли.

Фодей Сейбана Санко.
Фото: TakiMag

Передо мной сидел крепкий мужчина с проседью в волосах и в бороде и улыбался. Он сердечно приветствовал нас на чистейшем английском языке и сказал, что мы у него в гостях и нам нечего опасаться и чтобы мы чувствовали себя как дома. Это был удивительный человек из племени тимини с потрясающей интуицией. Учился в Англии на радиста, получил звание капрала, там у него остался сын, которого он больше никогда не увидел.

До войны он служил в Макени капралом армии Сьерра-Леоне и был неплохим фотографом. Впоследствии его безграничная вера в англичан сослужила ему плохую службу. После обвинения в попытке государственного переворота не был расстрелян, а провёл шесть лет в камере, где читал Ленина, Мао и других и у него созрел план об организации восстания против продажного режима президента Момо, отдавшего все ресурсы страны иностранцам.

Июнь 20, 1991 Первая операция RUF:
захват бензоколонки в Койду.
Фото: Columbia Universit

Война началась пять лет назад, когда они с подготовленными ливийцами головорезами, без оружия одними мачете разгромили полицейский участок и бензоколонку в Койду, на северо-востоке страны. И вот уже пять лет воюют без помощи извне оружием, захваченным у убитых солдат. Он рассказал, что неделю назад, когда он взял в руки две курицы белую и чёрную, у него возникла мысль: Будут гости белый и чёрный. Потом ему доложили, что захватили трёх человек, и он приказал вести их сюда. Удивительно - пришли именно двое! Он поместил нас в отдельный домик, где мы могли спать. Мы провели предварительную беседу, а на следующий день я свалился с приступом малярии, а также с сильными болями в животе.

Три дня я валялся с температурой. С помощью лекарств малярию вылечили, но с животом я мучился еще месяца полтора. Санко объяснил, что это проблема полной перемены еды. Он сам мучился, когда учился в Лондоне на радиста. Я объяснил ему, что являюсь радиолюбителем и радиоинженером и он попросил меня сделать хорошую антенну для радиостанции. После чего он разрешил мне напрямую связываться с компанией. Я был первым из иностранцев, получивших такое разрешение.

Первым корреспондентом была Моника из Монровии. Она установила контакт с местным Красным Крестом, но ей ответили, что эта организация не отвечает за спасение людей на чужой территории, а с Красным Крестом Сьерра-Леоне она связаться не могла. Я ее поблагодарил и закончил связь.

Следом я связался с компанией. Хуан Медерос очень обрадовался и сказал, что обязательно поможет. Он добавил, что судно сейчас в Экваториальной Гвинее и на обратном пути сможет нас забрать.

Санко, по простоте душевной, считал, что если компания из Европы, то она может сделать все. Его интересовал один вопрос: где достать оружие для ведения войны. Напрасно я его уверял, что компания Медероса разорена, у него нет денег, а в Европе без денег сделать ничего нельзя, но он сказал, что попросит помочь, авось получится. При очередной связи он попросил пригласить человека, знающего английский язык для приёма сообщения. В этом сообщении он выдвинул два условия.

Первое: нас должны забрать тем же судном, на котором мы пришли, и второе: если можно, попытаться достать оружие на черном рынке. Медерос обещал узнать.

В свободное от связи время я ходил по лагерю, лечил ноги. Знакомился с повстанцами, правда, имена запоминал с большим трудом, точнее вовсе не запоминал, и приходил в смущение, когда меня спрашивали, помню ли я имя собеседника. Яркий пример тому, полное имя лидера Фодей Сейбана Санко я запоминал больше двух недель. Этот лагерь находился в миле от какой-то дороги и не устраивал Санко по соображениям безопасности, и он приказал всем уйти вглубь джунглей. Джунгли напоминают наш лес. Он двухъярусный. Высокие деревья, где обитают в кронах на большой высоте обезьяны и вечнозелёный подлесок.

Фото: African Vernacular Architecture

Через пару недель весь лагерь собрался и пошел. Взяли практически все, погрузили груз на головы и пошли. Тогда я в первый раз убедился в огромной мобильности повстанцев. Им ничего не стоит сменить базу. Пришли мы в чащу леса, где между холмов тек ручей и за 2 дня лагерь был создан на новом месте. Кусты расчищены и поставлены домики из пальмовых листьев.

Для нас с Яварой построили домик на склоне холма, недалеко от домика самого Санко, так что у меня появилась возможность видеть его чаще. Радистам было лень лазить на деревья и снимать антенну. Они просто оторвали кабель и считали, что антенна демонтирована. Ворча, я сделал им новую антенну.

Общаться с повстанцами было просто, это бывшая английская колония и они все хорошо знали английский язык, а между собой они разговаривали на креол - это какая-то смесь английского, французского и испанского, причём с таким акцентом, что понять ничего нельзя. Только через полгода я стал кое-что понимать Женщины в основном из дальних деревень и кроме менде, которого я так и не понял за исключением нескольких слов, ничего не знают. Мужчины все с образованием и хорошо знают английский. Это совсем не дикие люди. Я видел книги, напечатанные на менде, основном языке этой провинции.

Сведения от Медероса поступали неутешительные. Он сообщил, что в Испании достать оружие нельзя и что он попытается съездить в Россию. Он имел договор с одной Калининградской фирмой по найму двух судов: "Бирюзовый" и "Прегольский", перевозивших рыбу от корейских судов в Абиджан. Я надеялся, что там он сумеет договориться, тем более, что Санко сказал, что заплатит алмазами или долларами, но после войны, так как сейчас у него их не было. Медерос вылетел в русское посольство в Мадрид.

Судно «Прегольский». Фото: Океанрыбфлот

Потянулись дни ожидания. Из компании поступала противоречивая информация о его местонахождении. Сообщили, что он забрал все мои документы, чтобы заявить о моем пленении. Санко говорил, что он верит Медеросу, что он уже в России и скоро будут хорошие вести. Через три недели Медерос вернулся в Лас Пальмас, сообщив, что ему не дали въездной визы. Я терялся в догадках, почему? Из разговоров с его зятем я понял, что он заикнулся об оружии и ему отказали в визе.

Тем временем капитан так и не вышел на связь (вообще он не отвечал ни разу, делая вид, что не слышит) и мы узнали, что наш корабль проскочил Сьерра-Леоне и ушел в Лас Пальмас, оставив нас "с носом." После чего связи с компанией стали реже и реже. Они уже не выходили сами в эфир, а мой друг Лоренцо из Лас Пальмаса звонил им по телефону и узнавал новости. Он говорил, что когда корабль пойдет в следующий раз на юг, он нас заберет обязательно. Нужно только ждать. Это вопрос времени.

Я спросил, почему корабль ушел, не взяв нас, но вразумительного ответа не получил. Лоренцо говорил, что они боялись повстанцев, боялись захвата корабля. Я его убеждал на испанском языке, что у повстанцев нет даже хорошего каноэ, во-вторых, они не умеют плавать, а в третьих есть приказ самого Санко, в котором он гарантировал, что в момент передачи с кораблем ничего не будет.

Каждый день хозяин кормил нас "завтраками", что корабль скоро будет и заберет нас. Санко не терял даром время. Он послал своих солдат подготовить другую дорогу, более короткую, чтобы мы могли дойти не более, чем за четыре дня. Все было готово, и мы сидели в ожидании. И, тем не менее, разговоры о страхе продолжались. Меня убеждали, что Санко не такой, что если они не привезут оружие и не выполнят второе условие, нас не освободят.

Я сказал об этом Санко. Он усмехнулся и сказал, если не могут достать оружие сейчас - не надо, мы и так обходимся трофейным, а вот первое условие они должны выполнить. У него не было другой возможности передачи. Наше пребывание у него для правительства должно остаться в тайне. Он сам пытался объяснить это компании, но не получилось. Языковой барьер. Когда на том конце были готовы говорить по-английски - аккумуляторы были разряжены, когда было питание - нужный человек (Педро) отсутствовал, а мне не верили, несмотря на то, что я их убеждал, что по-испански здесь никто не понимает и я могу говорить все, что захочу, никто меня не принуждает говорить под диктовку: оружия не нужно, нужно только судно и все.

Тем временем мои друзья Лоренцо и Пепе из Лас Пальмаса нашли в эфире моих друзей Иванова Леонида из соседнего подъезда, Александрова Диму, Гренинга Олега из моего города, а они позвонили мне домой и попросили мою дочь Любу включить передатчик.

Леонид Иванов UA3DMZ (слева) и
Федор Медведев RZ3DA

Встреча была очень радостной. Я им рассказал историю вкратце и сказал, что здесь не так уж плохо, Санко мой лучший друг и он готов освободить меня в любой момент, дело только за судном. К еде я уже привык, так что все нормально. Леонид ответил, что по твоему бодрому голосу понятно, что у тебя пока все в порядке. Люба попыталась говорить со мной, но ее слышно было очень плохо, упала антенна на крыше за время моего отсутствия, и Леонид UA3DMZ, имеющий более мощную станцию стал ее транслировать.

Она рассказала, что был один матрос с судна и рассказал, как я попал к повстанцам, потом я понял, что это был механик Юра Перевезенцев и, если он в Москве, то старого экипажа на судне больше нет, и все мои вещи, самодельная аппаратура, служившая мне в трёх экспедициях, фотографии и аппаратные журналы, где я записывал все радиосвязи, работая в море с радиолюбителями всего мира, безвозвратно утрачены. Люба ходила в Министерство иностранных дел, спрашивала, что делать, но ей сказали, что обо мне ничего не известно, даже о группировке повстанцев тоже ничего не известно.

Я сказал, что это странно, так как все мои документы в Мадриде и почему они молчат обо мне - неизвестно. Она говорила, что разговаривала со мной по радио, но никто из официальных лиц не захотел воспользоваться этим каналом связи. Люба спросила меня, может ли она подать заявление, я ответил - "Да, но это ничего не даст. Прошу я только одного: прислать судно, так как по суше выйти отсюда было нельзя".

Кто-то ей посоветовал сказать мне, что судна не будет и чтобы я указал время и место встречи где-нибудь на суше, но Санко к этому времени был не готов ответить, и я передал, что этот вопрос решается. Надо отдать ей должное, зная, где я, врать всем родственникам, что пароход сломался и ремонтируется, поэтому отец задерживается. Её брат Аристарх впоследствии чуть не побил за это. А бабушка только руками всплеснула.

А в Лас Пальмасе дела происходили следующим образом. Наконец-то судно вышло на юг, и в одной из связей Хуан обмолвился, что оно идет во Фритаун, чтобы забрать нас. Что я только не делал, чтобы переубедить Хуана не посылать судно во Фритаун. Мы там никогда не будем, любой другой порт, но только не этот.

Порт Фритауна. Фото: Everything Everywhere

Первая причина - война, там враги Санко, а значит и наши враги. Нам очень не хотелось встречаться с военной полицией. Меня, в конце концов, выпустили бы, а вот Явару - никогда. Второе: сам Санко не пустит, чтобы не давать козырь Штрассеру и, в третьих, из соображений безопасности. Судно всё-таки пришло во Фритаун, где все иностранцы были отправлены в Лас Пальмас самолётом.

Перевезенцев рассказал мне по телефону, что взял из моей каюты только права и записную книжку, так как всё уже было разграблено. Паспорт и деньги капитан Маноло увёз с собой в Лас Пальмас. Впоследствии судно благополучно исчезло из Фритауна, и никто не знает, где оно теперь. Пустовалов Сергей, ген. директор рыболовной компании "Иселла" из Питера летал во Фритаун в 1995 году по своим делам и заодно спросил про наше судно.

Связи стали очень редкими как с Лас Пальмасом, так и с Россией. Начался сезон дождей. Дождь идёт 24 часа в сутки без перерыва. Плавки, в которых я попал в плен, и выданное полотенце благополучно сгнили. Каждый день проблемы с аккумуляторами. Бензина нет для генератора, солнца нет, а связь повстанцам нужна, им больше не до нас.

Санко был очень умным человеком, он изобрёл специальный код для передачи информации, что понять из разговора было ничего нельзя. Когда я говорил, что запеленгуют, он только смеялся, так как в армии не было пеленгаторов. Подчас нам не давали даже послушать информацию в отведенное для нас время.

В конце концов, я сказал Санко, что потерял надежду дождаться судна. Он улыбнулся и сказал, что надежду терять нельзя, нужно ждать. Он может отпустить нас в любой момент, но нас убьют и скажут, что это сделал он, — Вы не пленники, вы гости, и я не хочу, чтобы вас убили.

Безопасность превыше всего и у него есть план, но какой не сказал. До меня у него был в плену ещё один белый из Красного креста, которого он отпустил вместе с шофёром негром. Они попали в засаду и прожили в лагере три месяца. Со слов повстанцев я узнал, что шофёра расстреляли после освобождения, так что страхи были вполне обоснованы.

Однажды в засаду попала другая машина Красного Креста из которой мне принесли передатчик без микрофона, пробитый в трёх местах пулями. Я его восстановил, и на том конце удивлялись, кто это работает на этих частотах! Из сообщения Би Би Си я услышал, что обнаружили машину с трупами, но без передатчика.

Жизнь тем временем шла своим чередом. Лагерь просыпался в 6 утра, когда начинало светать. В 7 утра общее построение на утреннюю молитву. Старшие офицеры имели право стоять перед строем. Я выходил вместе с Санко, когда построение уже было закончено, и вставал перед строем.

Фодей Санко (Foday Sankoh).
Фото: Sierra Leone Civil War

Обычно Санко просил кого-нибудь читать молитву, но довольно часто делал это сам. Я тоже читал пару десятков раз. Далее все читали по-английски "Отче наш" и следом по-арабски "Альфатия". Довольно часто после молитвы Богу Отцу кто-нибудь из строя молился Аллаху. Все это воспринималось совершенно нормально, как будто речь шла о какой-либо одной религии.

После молитвы Санко спрашивал: "Есть ли какие-либо проблемы?" и каждый имел право говорить, все, что угодно. Проблемы решались тут же. Провинившихся пороли хлыстами тут же перед строем. Зрелище, прямо скажем, неприятное. После порки провинившийся должен был сказать "Спасибо, Сэр", если он был недоволен, порка продолжалась. Сначала я отворачивался, а потом привык.

Санко посмеивался, — Что не нравится? У меня нет тюрем, я не могу сажать на длительное время. Лучший способ сохранения дисциплины — это порка.

Надо отдать ему должное, он никогда не порол просто так. Всегда была причина, секретов от других у него не было и, несмотря на то, что все были биты по очереди, его сильно уважали за справедливость. Били всех и простых солдат и старших офицеров.

Далее шел разбор текущих дел, на котором мне присутствовать не рекомендовалось, и я спокойно уходил. Впоследствии я стал уходить даже раньше, до разборки проблем, чтобы не видеть порки шел к ручью принимать водные процедуры. Купаться в ручье не разрешалось в этом месте, и я всегда брал ведро для воды.

Фото: Сocorioko

Поднимаясь назад в гору, я обычно встречал строй повстанцев перед домиком Санко, с которыми он проводил беседу. Речь обычно шла о выполнении очередного задания, атаке военного поста, засаде и так далее. После чего группа уходила. Обычно это была не вся группа, большая ее часть находилась за пределами лагеря в одной из покинутых деревень, в 10-15 милях от лагеря.

Лагерь посещали только избранные командиры отрядов с телохранителями и младшие офицеры. Если они приходили поздно вечером и все женщины уже ложились спать, то Санко поднимал их, и они шли готовить ужин для гостей. Это было неписаное правило. После Санко с командирами долго сидели и разговаривали по душам. Это случалось почти каждый день, так что я узнал практически всех командиров, и они хорошо знали меня.

Сэм "Москито" Бокэри (Sam Bockarie).
Фото: BBC

Среди них были очень незаурядные личности, такие как подполковник Мухаммед, командир северного отряда и майор Сэм "Москито" Бокэри с пронзительными чёрными глазами, лет двадцати пяти. Он говорил, что является заговорённым, всегда ходил в атаку впереди всех, наводил дикий ужас и ни разу не был ранен. У него был специальный талисман из кости, который он всегда носил на груди.

Дважды я встречался с теми, кто допрашивал меня в первом лагере. Встречи были теплые, сидели и вспоминали подробности, как это было. Где-то в 8.30 утра женщины приносили завтрак. Обед был в 12-13 и ужин в 17.30-18.30. Главным отличием жизни в лагере Санко было трехразовое питание, в остальных местах - двухразовое: утром и вечером. К этому было очень трудно привыкнуть, плюс худшее качество еды привели к болям в животе, но это было потом.

Кассава

Через 2 месяца я привык к африканской еде и она не вызывала более проблем. Кассава, типа моркови белого цвета, которую они перетирали, высушивали и так хранили, ямс, типа картошки, бананы, плантейн, большой банан в вареном и обжаренном виде и, конечно, рис с кашицей из листьев касавы с пальмовым маслом, красного цвета и стручковым мелким перцем, который невозможно было есть - глаза выскакивали. С такой приправой даже червяки шли на ура.

Иногда Санко баловал нас рисовым хлебом из толчёного риса и спелых бананов, зажаренных в казанке, иногда получали спелый банан отдельно. Мясо было более или менее постоянно, маленький кусочек, но каждый день. Повстанцы приводили овец, коз, отобранных у жителей, иногда приносили убитых обезьян. Хвост обвязывали вокруг головы и так и несли, как сумку. Мясо делил сам Санко. Большая часть отдавалась раненым солдатам, остальное всем понемногу.

Деликатес — это опалённый кусочек шкурки. Однажды дали часть головы обезьяны. Я посмотрел и не стал есть, почудилось что-то родное.

Соль и рыбу приносили с юга, с берега моря. Соль - черного цвета, видно самодельная, а рыба морская, сушёная на костре. Мясо они также сушили на костре для длительного хранения. Всё остальное время было свободным, и я мог делать, что угодно.

Если не было радиоприемников или магнитофонов для ремонта, я садился в кресло около дома Санко и читал Библию на английском языке. Он тоже в свободное время обычно читал. В это время мы обычно разговаривали по всем вопросам, политическим и военным. Я его уговаривал заключить мир, но он отвечал, что готов, только правительство этого не хочет.

— Они надеются победить меня силой, но знаешь ли ты какой-либо случай, когда повстанцы были побеждены с помощью оружия? Этого не было нигде и никогда не будет, — в пример он приводил нашу родную Чечню.

А что у нас делается, я хорошо знал из передач «Голоса России» и «Радио России». В Москве «Голос России» не слышен, а там на всех диапазонах слышно прекрасно. Если была хорошая погода, то в 10 и в 15 часов Санко читал лекции по политике, тактике, проводил политико-просветительную работу с повстанцами. И это давало свои плюсы. Все повстанцы знали, за что они воюют, все мечтали о светлом будущем, для всего народа.

Я спрашивал, а если вдруг погибнете, то отвечали: наши дети будут жить лучше. Ради этого стоит воевать.

Обучение молодых повстанцев
в тренировочном лагере. Фото: Independent

Санко обладал особым качеством убеждения, так что после его лекций молодые рекруты все добровольно вступали в Революционный Объединенный Фронт. После чего они отправлялись в тренировочный лагерь, где ползали, бегали, прыгали, офицеры били их кнутами, и все это была школа молодого бойца. Идрисса тоже вернулся из лагеря весь израненный. Впоследствии вместе со всеми ходил в атаки. Знакомились с оружием, а оно было разнообразным: АК-47, АК-58, китайского производства, американский автомат, израильский УЭИ, РПГ и т.д. Больше всего они любили автомат Калашникова за безотказность в любых условиях стрельбы. Все это оружие повстанцы захватили в боях. Я не слышал, чтобы кто-нибудь помогал им оружием, и они гордились этим: — Четыре года с Божьей помощью воюем и неплохо, Слава Богу.

Я тоже проводил беседы по физике, всё было понятно, куда электроны бегут, но когда я сказал, что при зарядке пробки у аккумулятора нужно снимать, мне ответили, что Санко сказал не надо, грязь попадёт. Темнота, так и кипели они у них закрытые. Каждый вечер перед вечерней молитвой Санко слушал Би-Би-Си — «Фокус он Африка» в 17.05 Гринвича, на 19 метрах. Я и сейчас его постоянно слушаю.

Затем мы шли молиться. После молитвы в 18 часов по средам и субботам я говорил с Москвой. После начинает быстро темнеть, и я возвращаюсь домой, чтобы послушать новости перед сном. Первое время у меня не было приемника, но потом, через пару месяцев я осмелел и попросил Санко дать мне приемник Филипс, которым он не пользовался из-за отсутствия батарей, а сам слушал большой связной приёмник. Я сделал ему питание от автомобильного аккумулятора и тем решил все проблемы с питанием.

Фото: Sliepa

По вечерам после захода солнца его шестая жена Фатмата с другими помощниками по кухне танцевала под магнитофон регги. Это любимый танец повстанцев. Санко любил смотреть на танцы, а сам не танцевал. Один из его одиннадцати детей был радистом в базовом лагере. Он сказал, что оставил детей и жён, так как это не совместимо с войной. Техник Джонни дал мне аккумулятор от переносной радиостанции, я его заряжал каждый день и вечером наслаждался, слушая радио на русском языке.

Видеокамеру так восстановить не удалось, а аккумулятор от неё я ещё долго использовал для приёмника. Для лучшей слышимости натянул антенну длиной 7-8 метров. Когда же приходила группа с задания, то приносили кучу сломанных приемников, магнитофонов и часов. Я старался починить их как можно скорее, и свободного времени почти не было. Так шли день за днем, очень похожие один на другой.

В конце концов, Санко объявил свой план: доставить нас на Гвинейскую границу и передать сотрудникам Красного Креста. Тем временем сезон дождей закончился, и начали приходить группы с севера из района Кайлахуп. Первая группа ушла без нас и попала в засаду. Никого не убили, но было трое раненых. Санко сказал, что сначала он очистит дорогу, а потом мы пойдем. Вообще-то у него был план сначала отправить одного Явару, чтобы он сообщил, что со мной ничего плохого не случилось, но мы настояли, чтобы идти вместе. Приказ идти пришел, как всегда, неожиданно. Я не успел доделать ремонт, и вынужден был раздать вещи хозяевам без ремонта.

На прощание мы сфотографировались с Санко, он отдал нам восемь плёнок для проявки, обнялись, и с эскортом вышли в ночь на ближайшую базу, куда пришли поздно ночью. Шли при свете факелов из пальмовых щепок. Этот пучок горит довольно долго. На базе, находящейся возле шоссе Бу-Кенема, которое контролировал Сэм "Москито" формировалась большая группа повстанцев, которая должна была ночью пересекать это шоссе и линию фронта. Естественно он проходил по деревням, в джунгли солдаты не совались.

Город Кенема. Фото Sloedp

Одна проблема - все тропы проходили через эти пустые деревни и никогда нельзя быть уверенным, что там нет засады. Это шоссе было единственной асфальтовой дорогой, связывающем осаждённый центр восточной провинции Кенему, с центром южной провинции Бу, и являлось излюбленным местом для засад. Кенему Санко не хотел брать из-за больших жертв среди мирного населения, он говорил, что после этого её разбомбят, и там не останется никого в живых. Повстанцы применяли тактику моджахедов, они подбивали первую и последнюю машину, а затем методично всех расстреливали. Если сил было мало, то отсекали только часть колонны. Эту стрельбу я частенько слышал в главном лагере. Повстанцы веселились - скоро будут трофеи!

Через пару дней мы вышли в ночь, пересекли шоссе и долго плутали в лесу, пока не вышли на маленькую деревушку, где отдохнули до утра. Утром нас поставили в центре колонны и бегом пересекли опасное место, где возможны встречи с патрулями и, действительно, когда уже все прошли, сзади появился джип с солдатами. Они не ожидали встретить здесь повстанцев и после небольшой перестрелки быстро умчались. Больше стычек на нашем пути не было.

Мы шли по территории, контролируемой повстанцами. При подходе к одной из деревень вдруг раздались выстрелы, оказалось, это молодой негр пришёл в оставленную деревню поживиться и получил пулю. Я его видел, так и остался гнить. Повстанцы там нашли мешок земляного ореха - арахиса и с удовольствием его съели. Днем шли, а ночью ночевали в оставленных жителями деревнях. На дорогах валялась разбитая техника, джипы, катетпиллеры, легковые машины. Переправы и мосты разрушены, дороги заросли, были размыты дождями, от них остались только тропы. Чувствовалось, что по ним 3 года никто не ездил.

Фото: Sierra Leone Stanford Libraries

Деревни не были разрушены. Здесь не было бомбежек как на юге, где все деревни были сметены с лица земли. Единственное, что досаждало повстанцам, были, так называемые, "ман висрифл - дяди с одноствольным охотничьим ружьём", завербованные правительством из местных жителей. Они охотились то ли на обезьян, то ли на повстанцев.

Дважды разведывательная группа, шедшая впереди, была обстреляна, и было несколько раненых. Доктор потом выковыривал дробь из-под кожи. Обозленные повстанцы встали на несколько дней в одной из деревень и сделали рейд по окрестностям. Нашли базу этих людей, обстреляли из автоматов, многих уложили на месте, а двоих взяли в плен. За день до этого был жестоко убит один из повстанцев "Татифоти" - кличка тридцать сорок. Они притащили этих пленных в деревню, устроили скорый суд, зачитали приговор и под пение местных мирных жителей сначала заставили есть землю, а потом отрубили им головы. Это было ужасное зрелище для меня, а они к этому привыкли.

Когда капитан "Папа", ударение на последний слог, спросил мое мнение, я ответил, что они не правы. Для смертной казни необходимо доказать, что эти люди виновны.

В дальнейшем они захватили несколько других, наказали, но не убили, а взяли с собой как пленников. Я говорил: " Вы помните приказ Санко Сьерра-Леонцев не убивать". Да, они это помнили, но сильно обозлились. Вообще это был единственный случай, когда они при мне убили пленных. Они убивали вооруженных солдат и только на поле боя. Белых они обычно не убивали, но если они попадали под перекрёстный огонь, то пуля обычно сама выбирала жертву. Надо было просто ложиться на землю, а не бежать. Поэтому странным кажeтся сообщения Би-Би-Си о зверствах повстанцев, которые они передавали из Фритауна.

Президент Сьерра-Леоне
капитан Валентин Штрассер.
Фото: BuzzFeed

По-видимому, это очередная пропаганда президента капитана Штрассера. Если верить их сообщениям, то за год они убили более тысячи повстанцев, и захватили много оружия и техники. Но, будучи рядом с Санко, я имел совершенно точную информацию о потерях повстанцев от его радиооператоров. За все время погибло не более 25-30 человек. Никто не был оставлен на поле боя, всех выносили на руках. Раненых, после оказания первой помощи, доставляли в госпиталь, в том числе и солдат. Я не знаю, откуда такая злость, но они любят глумиться над мертвыми, вспарывая им животы и сея ужас среди гражданского населения и солдат, которые пришли забирать павших.

Может быть это в крови, не знаю, но черные не любят и не уважают черных. Я думаю, что собственничество и неуважение к другим создают все проблемы Африки.

Проблема женщин стоит особо. Это рабыни. Мужчины могут делать с ними все, что хотят. Если женщина полюбит другого повстанца и не захочет жить с мужем, который захватил ее силой, ее привязывают к дереву и бьют кнутом, пока не поймет, что не права. Эту женщину считают легкомысленной. Некоторые командиры имеют по 10 жен, а некоторые повстанцы ни одной, а если имеют одну, то она, как правило, в другом лагере и без команды ее повидать нельзя.

Фото: GettyImages

Было много попыток "женить" меня для смеха, а может, и нет, на черной женщине, но я знал, что свободных женщин среди повстанцев нет, после смерти мужа жена автоматически переходит к его другу, а получить пулю в спину не хотелось бы, так что я спустил все на тормозах. Меня больше удивляют их физические способности. Взвалит эта женщина лет восемнадцати, хиленькая, маленькая, щупленькая тюк этак килограммов на 30 на голову и прет без отдыха часов 12. Я за это время уставал нести собственное тело! Правда, они тоже уставали, но они ожидали встречу с мужьями и старались изо всех сил.

В лагерь весь рис поступал не очищенным, и все женщины били его в ступах для очистки. Встают две женщины к ступе с двух сторон и молотят трёхметровыми палками целый день, провеют и опять бьют. Мужчины делали это в крайнем случае, если не было женщин. Все женщины в лагере были также "коммандос", как и мужчины и могли стрелять из оружия, но в боевых действиях участия не принимали. Только в отдаленных лагерях, ближе к границе, в лагерь допускались простые граждане и гражданки, но большинство после идеологической подготовки вступали добровольно в ряды Революционного Объединённого Фронта - RUF.

Через несколько дней мы пришли в лагерь, под названием "Куба", где задержались почти на полтора месяца до начала декабря. У них ещё был лагерь "Ливия". Вообще они очень любили революционные названия. Место было беспокойное. Когда мы подходили к лагерю, на дороге лежали сотни гильз, направленных в сторону лагеря. Проходя мимо, я увидел два трупа, оторванный член одного из солдат. Повстанцы из лагеря сказали, что 2 дня тому назад была сильная атака правительственных войск, но им пришлось отступить. Несколько раз был артобстрел из орудий.

В общем достаточно жутко сидеть и ждать, где разорвется снаряд после выстрела. В этот момент все сидели не двигаясь. Никого, правда, не убило, но осколки мне мальчишки принесли. В этом лагере я продолжал свои занятия с починкой аппаратуры, достал радио, регулярно слушал новости, с батареями здесь было получше. Старое радио я вернул при расставании Санко, по-видимому, зря.

Дисциплина здесь была не такая строгая, да и порки гораздо меньше. На утреннем и вечернем построении все пели гимн RUF, так же как и в первом лагере, когда меня вели к Санко. Здесь существовал и другой обычай: "благодарение Аллаха", когда все приносили продукты, деньги и складывали все в центре. Далее по очереди читали молитвы, а, в конце концов, продукты - бананы, апельсины, рис забирали дети. Интересно было смотреть, как они дрались, кому больше достанется.

Фото: TheObjective

Несколько раз правительственные солдаты пытались атаковать лагерь, но после контратак они разбегались. Дело в том, что это был один из основных алмазодобывающих районов и солдаты пытались отбить его от повстанцев. Я много раз видел, как их приносили Санко и он их лично убирал к себе, а также и огромные пачки обесцененных денег. Однажды в результате атаки на какой-то поселок повстанцы захватили местную больницу, забрали все лекарства и врача офтальмолога. Его первая жена уже в прошлом году была захвачена и жила с ребенком в лагере. Он жил с другой женой.

Через некоторое время он решил бежать. Двое местных ребят, знавших все тропинки, уговорили его и они бежали во время передачи "Фокус он Африка", когда все слушали радио и ослабили контроль. Сразу же через полчаса группа повстанцев вышла на поиск. Среди ночи они их обнаружили, но не схватили, а спугнули, на месте привала обнаружились только шлепанцы, но самое главное все разбежались в разные стороны и не смогли найти друг друга потом. На следующий день доктор был схвачен, он заблудился. Били его очень жестоко, посадили в "тюрьму". Шли разговоры о том, что за нарушение закона его нужно казнить. Я сказал: "Нет".

В конце концов, капитан "Папа" сказал: "Мы его не будем убивать". Я спросил через несколько дней доктора убежит ли он еще раз, он ответил отрицательно. Я сказал: "Ну и хорошо, жизнь дороже". Некоторых гражданских повстанцы отпускают сами, но молодых и сильных задерживают. Во время пути в этот лагерь было захвачено около 10 человек, половина из них убежала ночью. Это было не странно, так как это случилось в дороге, а не из лагеря. Этот лагерь был намного больше лагеря Санко, но построен был точно также: самодельные домики из листов гофрированного железа со всех сторон.

Я посетил дом, где жил Санко до встречи со мной. Он был просторнее, и внутри стояла настоящая кровать. Я подивился скорости, с которой Санко дошел отсюда до лагеря встречи со мной за 4 дня, по его словам, а мы шли 3 недели. Ну, понятно, что цели у нас были разные. Мы шли по заданию, с максимальной осторожностью, а он на встречу с нами. Этот лагерь существует уже 3 года, а в госпитале было только 2 могилы погибших повстанцев. По-видимому, погибших на поле боя хоронили поблизости от места боев, правда, за время моего пребывания никто не погиб, только один подорвался на пехотной мине, и ему оторвало ногу. Это "подарки" Штрассера. У повстанцев мин не было.

Много раз я слышал по Би-Би-Cи, что повстанцы атакуют гражданские селения. Это неправда, они никогда не атакуют, если там нет солдат. Нет смысла. Запрет Санко на убийство гражданских, да и боеприпасов не густо, а продукты они и без боя возьмут. Основная задача повстанцев - уменьшить живую силу противника "манповер" и захватить оружие и боеприпасы. После этого в захваченном поселке делать уже больше нечего и через несколько часов они уходят.

Беженцы в Сьерра-Леоне. Фото: Timetoast

Солдаты Штрассера в дикой злобе приходят и, не найдя повстанцев, а только трупы солдат, сжигают весь поселок и близлежащие деревни. Я хорошо понимаю мирное население, которое в панике бежит не столько от повстанцев, сколько от правительственных солдат. Никто не хочет быть обвинённым в связи с повстанцами - расстрел на месте. Все те ужасы, которые произошли на территории госпиталя в Камбии, это правда, но не вся. Я уверен, что там находилась большая группа солдат, защищавших госпиталь, и повстанцам пришлось стрелять, а в перекрестном огне уцелеть трудно. После, конечно, можно было всё свалить на повстанцев, ведь их уже там нет, они ушли.

При тех трудностях с боеприпасами они даром патронов не тратят. При необходимости они не стреляют, а рубят головы, в чем я имел возможность убедиться. Еще один пример. 10 января, недалеко от Гвинейской границы, когда меня вели на встречу с Красным Крестом, была атака банды УЛИMO - повстанцев Либерии на колонну, несущую кофе в Гвинею для обмена на рис. Они не ожидали встретить здесь охранения из повстанцев, которые контратаковали. Из экономии они стреляли одиночными выстрелами из АК-47. Банда, выпустив одну ракету РПГ, в панике бежала, а мы продолжили путь к реке Моа.

После каждой удачной операции полевой командир докладывал по радио Санко о потерях и захваченных боеприпасах и оружии: сколько ящиков патронов, сколько ракет РПГ, сколько автоматов и количество радиостанций. Всё оружие доставлялось в центральный лагерь, и Санко лично распределял патроны и оружие между группами. Любое укрывательство боеприпасов жестоко наказывалось поркой и заключением в клетку. Меньшая и худшая часть вооружений оставалась для рекрутов, а большая часть распределялась между диверсионными группами.

Экономия боеприпасов - первая задача командиров. Я не верю, что они в Камбии специально стреляли в больных госпиталя, а то, что они забрали все лекарства - это понятно, лекарства им очень нужны, а вот почему они не захватили в плен врачей - не совсем понятно. Здесь две причины: у них достаточно медиков, вторая - забота о пациентах, да и кормить их накладно. А вот иностранные рабочие, захваченные в плен - это политика, стремление вызвать международный скандал и получить еще одну возможность надавить на правительство Штрассера.

Одной из серьезных проблем в лагере Санко и этом лагере было курево. Оно ценилось наравне с боеприпасами и его распределение, как и лекарств, контролировал Санко. Листья табака и конопли доставали у мирного населения, а также у солдат, а сигареты только у убитых солдат. Так что выкурить сигарету считалось особым шиком. Одна самокрутка или сигарета шла на 5 человек. Все затягивались по очереди.

Меня тоже пытались заставить курить, я делал несколько затяжек к их удовольствию и благодарил. Удовольствия от их табака и конопли "джамба" я не испытывал. Явару любили и у него всегда был табачок, которым он делился, и с ним делились. Во втором лагере распределением табака занимался капитан "Папа". За посевами конопли бережно следили, собирали и сушили. Это была единственная культура, которую они выращивали.

Фото: alamy

Капитан "Папа" вел группу повстанцев из лагеря Санко сюда и должен был меня сопроводить в другой лагерь, до которого было 4 дня пути. Я хотел отправиться как можно скорее, но у него было слишком много местных проблем, а с другими людьми он меня не отпускал. В начале декабря туда пошла большая группа повстанцев с грузом для Алимани Санко, но меня не взяли, да и чувствовал я себя в то время неважно - малярия. Меня снабжали лекарствами, хлорхинином, неплохо, а другие сильно мучились. В тех местах уберечься от малярии нельзя, сплошная эпидемия.

Через неделю поступил приказ от Фодея Санко - доставить нас на другую базу немедленно и мы пошли, но Алимани Санко я так и не встретил, он ушел перед нашим приходом к Гвинейской границе. Первый день пути был очень легким. Мы дошли до границы зоны, далее шла ничейная земля. Мы переночевали, и едва рассвело снова пошли. В одной из деревень в обед авангард обнаружил жителей, но помня приказ соблюдать строжайшую секретность при перемещении в ничейной зоне, избегать любых неожиданностей, мы вернулись бегом немного назад, и пошли в обход через джунгли.

Дороги видно не было, как повстанцы не сбились с пути, я не понял, так как шли по бездорожью. Вечером вышли опять на тропу, и пошли по ней в темноте. Часам к 11 вечера выяснилось, что всё-таки сбились с дороги, и пришлось переночевать на вырубке под открытым небом. Я выдохся почти до предела, глядел на женщин с тюками и удивлялся. Они тоже устали, но не так как я, шедший налегке. Через джунгли шли почти все время нагнувшись, раздвигая колючие лианы, похожие на толстую проволоку, а они несли груз на голове, не снимая! Некоторые шли босиком по колючкам.

Фото: Sierra Leonei I 1968-70

Утром дорогу нашли и через пару часов были у реки Моа. Вызвали каноэ с другой стороны и все по очереди переправились. Другой берег был уже под контролем повстанцев. В одной из деревень поели ямс, апельсины и пошли по холмам и болотам. Апельсины они чистят ножом, а потом высасывают сок и выбрасывают перепонки, которые очень жёсткие. Картина открывалась райская, сказочной красоты. Я думал, что снизят скорость, но шли очень быстро, так как мы потеряли время перед переправой, которая должна была быть вечером.

К вечеру я выдохся, а Явара шёл сзади и все время подгонял меня. Я рассердился на него, ведь я не отставал от колонны, так зачем играть на нервах. После пересечения болота и восхождения на холм я отдыхал несколько секунд, а ему это не нравилось. Шел из последних сил, каждая последующая деревня давалась с большим трудом и когда пришли в тренировочный лагерь я упал и сказал, что дальше не пойду, зона защищена, врагов нет, а оставшиеся 10 миль пройду завтра спокойно. Ночевка была здесь не запланирована и все спали, как попало. Утром мы шли по деревням, в которых было много мирных жителей да и на центральной базе, куда мы шли, также было много мирных жителей.

Говорили, что в прошлом году там вымерла почти половина жителей от голода. Правительственные солдаты перекрыли подвоз продовольствия. База располагалась в деревне. Она хорошо сохранилась, 2-3 дома были разрушены, а остальные были в приличном состоянии. Первый раз за долгое время мы спали на приличной кровати. Кормежка была несколько хуже, чем на предыдущей базе. Я заметил, чем дальше от центра, тем больше свободы, тем хуже кормежка. Я чувствовал себя довольно плохо, временами поднималась температура. Чувствовалась не долеченная малярия. Все уже знали, что я ремонтирую магнитофоны, и меня засыпали заказами. Запчастей и проводов на этой базе было намного меньше.

Радисты надеялись, что я отремонтирую хотя бы один из трансиверов IСОМ-747, но у меня ничего не получилось. Жаль. Без схем и приборов такие вещи очень трудно ремонтировать. Потратив несколько дней, я оставил эти попытки. Проблемы с проводами не дали мне возможности сделать хорошую антенну. Но в принципе это не так страшно, так как они использовали достаточно мощную станцию. В течение этого времени повстанец "Бафта" устроил мне небольшой концерт. Он неплохо пел и играл на барабане. Местные жители стали в круг, танцевали, пели и устроили небольшое представление "Приручение дьявола". Было 3 или 4 выхода в костюме дьявола.

Опять, как и в предыдущем лагере, у меня не было магнитофона, чтобы записать на кассету их народную музыку. В предыдущем лагере группа "Желтого мужчины" из четырех человек устроили несколько концертов с песнями, прославляя Санко, командиров, а также "капитана Федора". С легкой руки капитана "Папа" все меня звали этим именем. А вообще мне дали кличку "бонибонбоу", что означает красный член. Я пробовал, но магнитофон отказал. В первый раз я услышал народные песни давно, но в сопровождении барабанов впервые. Эти ребята пели на 3 голоса, и звучало прекрасно.

Один из них говорил мне, что до войны их слушали люди из Германии, сделали приглашение, но правительство Момо не дало денег на поездку, а потом началась война. Они надеются дожить до победы и выступать как прежде во Фритауне и других местах. Повстанец "Бафта" на войне потерял ногу, но его боевой дух был еще высок. Я видел нескольких ребят без ног, тяжелое зрелище. Старался как бы не замечать этого и говорить, воодушевляя ребят, что после войны у них будут хорошие протезы и они будут плясать, как нормальные люди. В большинстве случаев это произошло из-за действия противопехотных мин, установленных солдатами на тропинках. Сколько гражданских лиц погибло от них, не знает никто.

В этом лагере впервые познакомился с воровством. Чем дальше от центра, тем меньше порядка. Стащили шлепанцы, батарейки, деньги. Удивительно. Здесь на утренней поверке никого не били. Хотя молились, но гимн RUF уже не пели. Осталось идти 2 дня до границы, и я торопился достичь её до Рождества, предполагая, что пересеку ее до Нового года, хотя внутренний голос говорил, что это произойдет не раньше 10 января. В этом лагере уже работали деньги. До границы недалеко и гонцы ходили за рисом в Гвинею, где его и покупали, а также батарейки, сигареты и т.д. Санко сделал нам рождественский подарок, приказав выдать на дорогу 200 тысяч леонов, а до этого капитан "Папа" выдал еще 200 тысяч, как подарок, эти деньги должны были нам помочь в Гвинее.

Здесь мне дали в первый раз хлеб, уже чувствовалось, что граница рядом. Явара все время сумку с деньгами таскал с собой. Однажды он ее забыл на 5 минут в комнате, где мы спали, вернулся и обнаружил парня внутри и после проверки не досчитался 40 тысяч. То есть воры постоянно следили за нами, так как знали, что у нас можно поживиться. Не пойман за руку - не вор. Так и таскали эту сумку на-пару. Первый раз поели шпроты. Так начался обратный переход на европейскую еду.

Я очень спешил и когда почувствовал себя получше, сказал, что готов идти, и мы пошли. Обычно повстанцы преодолевают это расстояние без остановки за 24 часа, но я, зная свое состояние, упросил разделить поход на 2 дня. Повстанцы учли мою просьбу. В конце первого дня мы достигли лагеря в лесу, где и переночевали. Выпили немного "памвайн", пальмового вина и пошли спать. В основном лагере у Санко вина не пили. Первый раз я его попробовал в первом лагере из рук "Москито", а также несколько раз в лагере капитана "Папы". В предпоследнем лагере пили больше. Я отметил, чем ближе к границе, тем больше пьют.

Это вино напоминает кислое пиво, но тонизирует неплохо. Собирали сок пальм в канистры утром и вечером. Есть специальные мальчики, которые лазают на эти пальмы утром и вечером и меняют пятилитровые канистры. Следующий день был очень тяжелым, я опять выдохся до конца и как дошел, не знаю. Этот лагерь расположен на горе в деревне. Как я брал эту гору, не помню, перед подъёмом провалился в болото, не смог пройти по жёрдочке, помогли. Мылся с большим трудом, всё болело. Одно успокаивало: я дошел до последнего лагеря. Скоро пересечение границы.

Фото: flickr

Это было 25 декабря в канун католического Рождества. Фактически я провел в этом лагере ровно месяц. Каждый вечер била лихорадка, когда температура падала с 26 до 24 градусов. Потом мне объяснили, что лихорадка должна быть через день. Меня, по-видимому укусили два комара. Лекарство помогало плохо, еда стала ещё хуже. Еду специально готовили только в центральном лагере и, чтобы поесть, надо было торопиться. К общему тазику подходили человек десять, брали по одной ложке, и всё кончалось очень быстро. Я всё время удивлялся: зачерпывать так, что над ложкой была горка в 10 см! Женщины обычно ели руками, у них не было ложек. Риса было много, а подливки мало. Одно радовало: мне можно было подойти к другому котлу и там немного ухватить ещё.

Через неделю начал мучиться животом. Я не знал в чем дело, может глисты, может, что-то еще. Обратился к медику, но он не знал, что делать. Думал, что после освобождения разберусь. Новый год встречал с приемником в постели, слушал, как наши берут Грозный и думал, что они делают, так вопросы не решаются! Мне-то, проведшему в "гостях" почти год было всё ясно. Также слушал Рождественскую службу и думал, что скоро конец. Больше всего мне нравилась женская радиостанция "Надежда", очень жаль, что недавно её совсем закрыли. У радистов достал приемник Тридент, хуже не встречал, но других не было. Днем сидел, слушал радио или читал Библию и очень ругался, если её рвали на самокрутки - тонкая бумага! Магнитофонов здесь было мало, делал ремонт по возможности.

Санко приказал подготовиться к переходу границы 10 января. Удивительное дело - даты внутреннего голоса и приказа совпали. Повстанцы предварительно договорились с посредниками из Гвинеи. Десятого утром пошли к реке. По пути прошли через тренировочный лагерь из домиков из кровельного железа. Там нас покормили, и мы пошли дальше. В одной из деревень произошла стычка с отрядом УЛИМО. Была небольшая перестрелка одиночными выстрелами. Мы вернулись на километр назад, переждали некоторое время, а затем быстро вернулись и пошли дальше. Когда отошли от деревни, снова была атака, которая была отбита повстанцами. УЛИМО выпустили гранату из гранатомёта и разбежались.

Боевики ULIMO (United Liberation
Movement of Liberia for Democracy).
Фото: The Liberian Dialogue

Вообще повстанцы рассказывали, что отряды УЛИМО захватывают местных жителей, грабят их и затем убивают. В общем, действуют как бандиты, ограбят, убьют и уходят назад за либерийскую границу, благо она была в нескольких километрах. Мне показали пограничный столб. Из-за инцидента мы опоздали на час, но посредник был на месте. Повстанцы несли мешки с кофе для обмена на рис. Гвинейские солдаты знали об этом бизнесе и разрешали обмен, по-видимому, также имели с этого навар.

Граница шла по берегу реки Моа. Гвинейцы называли ее Макона. Не очень широкая, 100-150 метров. Перевозчики на каноэ перевозили на другой берег мешки с кофе, и там происходил обмен. Командир привез нам хлеба со шпротами перекусить. Приехал посредник, сказал, что, к сожалению, единственный белый отсутствует, он уехал в лагерь беженцев к границе Берега Слоновой кости распределять рис. Через несколько дней он должен вернуться и через неделю можно будет перейти границу, но нужно платить офицерам, чтобы они не вмешивались и не мешали.

Сумма была большая - 600 тысяч леонов. Примерно 600 долларов. Удивительное дело за освобождение нужно платить, а не требовать выкуп. Как это не похоже на нашу Чечню.

Может быть это единственное отличие, так как Санко чистый борец за идею и не допускал мародёрства. Там был и местный Будённовск и "зачистки" среди мирного населения. Подполковник Мухаммед в тайне за неделю прошёл по тылам около трёхсот километров и захватил центр северной провинции город Кабалу почти без боя, взял в плен двух англичан и быстро ушёл, забрав оружие.

Город Кабала. Фото: Travel Blog

Правительство полностью разбомбило этот город и близлежащие деревни. Было много жертв, а никто из повстанцев так и не пострадал. Эфир просто взорвался, все требовали немедленно освободить англичан, а я с грустью вспоминал Любу и думал, а как же наша Родина, почему она так и не захотела связаться со мной по радиоканалу и вообще не высказала ничего, как будто меня и не было совсем?

После освобождения со мной беседовал посол Германии по поводу этих людей и двух санитарок, захваченных в больнице. Я ему сказал "Будьте уверены, с ними ничего не случится, это только политический ход, чтобы заставить правительство вступить в переговоры". В общем, у повстанцев таких денег не было, но они обещали постараться и достать их. Стало темнеть и мы вчетвером быстро пошли назад. Утром я устал и возвращался с трудом.

Вообще я сильно ослаб, но старался не отставать. Слава Богу, что идти было 3,5 часа. Поздно вечером мы пришли обратно. Настроение было плохое, все-таки мы надеялись перейти границу, а сейчас необходимо было ждать еще. Командир доложил о результатах Санко, и он решил действовать другим путём.

Он вызвал по радио Красный Крест во Фритауне и попросил их связаться с Красным Крестом в Конакри, я в это время как обычно стоял около рации и слышал все сам. Он сказал, что передаёт двух пленных и просил быть на берегу реки у какой-то деревни 24 января в 11 часов. Посредников не должно было быть, Красный Крест должен был забрать меня и Явару непосредственно.

Я шутил, кто хочет слишком много, ничего не получит. В этом лагере было легче с проводами, и я сделал нормальную антенну. Связь была устойчивой, несмотря на малую мощность передатчика. Несколько раз связывался с друзьями из Абиджана и пытался передать через них в Лас Пальмас и Москву, что скоро мы перейдем границу и будем в Конакри, но думаю, что они так ничего и не передали. С одним из них, Дидилом, я разговаривал еще с моря, когда он был в Конакри, но он ответил, что переехал в Абиджан и не вернется больше в Конакри, так что друзей у меня там не оказалось.

Много говорил радистам о радиолюбительстве, хотел, чтобы они установили постоянный контакт с Абиджаном, так как из России я их не услышу, а с помощью друзей можно будет передать информацию, но у меня ничего не получилось. Радиосвязь с Санко из России весьма проблематична. Он меня бы услышал, а я их нет.

Постоянно принимал Леонида, который продолжал меня вызывать, несмотря на долгое молчание. Несколько раз пытался его вызывать передатчиком мощностью в 5 ватт, но он меня не слышал. В этом лагере я познакомился с пятой женой Санко и её дочерью и вечерами ходил к ним в гости. Это было надо, так как я не мог сидеть все время на одном месте. Еще здесь я встретил одного старика с белой кожей, на которой осталось несколько черных пятен. Мне рассказали, что его похоронили и через неделю прохожий услышал звуки из могилы. Раскопали, а он стал белым. Интересно.

Еще один случай произошел с двумя женщинами, которых обвиняли в колдовстве. У одной молодой беременной женщины болела нога, она подумала, что это наказание божье за колдовство и рассказала другим, что летала по ночам с другой женщиной. Как их мучили потом, страшно вспомнить, пытали огнем, чтобы они рассказали все о колдовстве, хотели убить, но я сказал "нет". Их нужно освободить, так как вина их не такая уж большая и колдунов в мире хватает, только не все сознаются, а убийство не метод борьбы с колдовством. В конце концов, их освободили, и 21 января эта женщина родила мальчика. Я сказал, что за жизнь мальчика мучители отвечают головой и сделают все возможное, чтобы улучшить жизнь этой колдуньи. Думаю, что до них это дошло.

В том, что мы перейдем границу 24 января, я не сомневался, все говорило о том, что переход будет быстрым и безболезненным. Накануне нас отправили в тренировочный лагерь, мы переночевали там, а утром пошли дальше. От этого лагеря идти до реки 2-2,5 часа. На этот раз все прошло без эксцессов. На другом берегу нас уже ждали представители Красного Креста. Пришло каноэ, мы быстро простились и поплыли на другую сторону. Было грустно прощаться с повстанцами, все-таки провели с ними почти 11 месяцев.

На одного из них у меня был "зуб", но я простил его. Два дня назад я случайно оставил сумку с деньгами на 5 минут в домике, когда вернулся, то обнаружил, что денег мало, побежал к Яваре, пересчитали деньги, но 40 тысяч нет. Ох уж это воровство! Как они будут строить новое общество с этими людьми? В общем, это не мое дело.

Жан Норман, руководитель Красного Креста, угостил нас домашним печеньем своей мамы из Швейцарии, мы сели в машину и поехали. По пути я видел нескольких солдат, но они только улыбались. По-видимому, Красный Крест обо всем договорился заранее. Вот я и свободен. Вперед, в Конакри. В городе Гекеду мы остановились на часок, нам выдали одежду и поехали дальше.

Поздно ночью мы доехали до одного отеля, где поели и выпили за освобождение. По пути Жан Норман связался со Швейцарией по спутниковой связи. Я был удивлен, увидев, что вся аппаратура умещается в маленьком чемоданчике. Явара попытался обменять деньги, но обмен был явно не эквивалентен и мы от этого отказались.

Утром мы продолжили путь на Конакри. В обед мы уже были в Красном Кресте. Так закончилось наше путешествие в 700 км от границы до Конакри. Мое пребывание у повстанцев вспоминалось как необыкновенный сон. Меня хотели сразу отправить домой, но мне необходимо было лечение и уладить некоторые формальности с полицией, и я уговорил посла подождать.

Мы с Яварой надеялись доехать до Лас Пальмаса и там решить все свои проблемы, но в жизни все оказалось гораздо труднее. Фирма нас обманула, приглашения не было, прислали только паспорт моряка, а зарплату, которую я оставил вместе с паспортом в сейфе у капитана на хранение, не прислали. Явара не получил своих документов.

Жан Норман грустно шутил о "подарке" Санко. Если меня можно отправить в Москву, то его отправлять некуда. В лагерь беженцев он не хотел, а на работу матросом никто не брал. Не все так просто в этом мире, я должен возвращаться без денег, с мечтами получить их в Лас Пальмасе. Я понимал, что не могу вечно висеть у посла на шее. Такая уж судьба. Я решил, что с Лас Пальмасом буду решать все из Москвы. В посольство не раз звонил мой друг Василий Заушицын, говорил, чтобы я возвращался скорее, меня все ждут и работа в фирме тоже.

Посольство России в Конакри. Фото: wikimapia

Эта объяснительная записка была написана 17 февраля 1995 г. в посольстве России в Конакри. Двадцатого февраля мне купили билет, и я вылетел в Москву.

     Заключение

Перед вылетом консул мне показал статью в Известиях "Ушёл в кусты и не вернулся на Родину". В общем, чушь, но приятно - хоть так вспомнили!

В Москве в аэропорту произошёл курьёзный случай - пограничники меня не хотели пропускать, так как к паспорту моряка должна прилагаться судовая роль с судна, на котором я работал, а у меня там была выездная виза Гвинеи! Вызвали старшего по наряду, пришла миловидная женщина и сказала, пропустите, не видите, человек домой вернулся. Меня пригласили в ФСБ и попросили описать облик Санко, его привычки и так далее. Я письменно всё описал и предложил свои услуги в переговорном процессе, так как хорошо всех знал, и меня все знали. Меня поблагодарили и молчок.

В лагере меня часто спрашивали, почему я уезжаю? Ведь после революции, в том, что они победят, никто не сомневался, я буду большим человеком, но я сказал, что хочу домой и оттуда лучше помогу вам. Наивность, здесь кроме родных и друзей я никому был не нужен и мои знания тоже не нужны.

Подписание мирного соглашения
в Абиджане. Фото: BBC

Последний раз я видел Санко год назад по французскому спутниковому телевидению, когда он сидел и, наклонив голову, подписывал мирный договор. Какими-то окольными путями я узнал, в основном на Би-Би-Си по программе Фокус он Африка, что он выполнил данное мне обещание и согласился подписать мир, но пригласил в качестве гарантов англичан, которые его арестовали после подписания и посадили в тюрьму. Доказательств нет, но интуиция подсказывает, что его быстренько расстреляли. Об этом Любе сказал её начальник, индиец по национальности. Как там это делается, я знаю очень хорошо.

Арест Санко.
Фото: The Sierra Leone Telegraph

После чего повстанцы захватили ООН-овцев в заложники, правда впоследствии выпустили, чего даром кормить, и под руководством своего Масхадова, уже полковника Сэма Москито Бокэри, с которым я курил "джамба" у костра в центральном лагере и пил пальмовое вино в деревне около стратегического шоссе, ушли опять в леса. Ну чем не Чечня?

А наши выслали туда Тверскую бригаду, ну и что, война продолжается с новой силой. Все сидят на блок-постах, а в джунгли соваться боятся.

Санко всё таки был грамотным человеком, он мечтал переформировать свои войска в органы МВД и решить проблему с трудоустройством повстанцев в мирное время. Я уверен, что это ему бы удалось, а Сэм - солдат, и не умеет ничего, кроме как стрелять, он в Англии не учился и никому не верит на слово. Он - стреляный воробей и его на мякине не проведёшь. Ему мир не нужен, ему нужна только победа. Пару месяцев назад слышал его голос по Би-Би-Си. Жив курилка!

Недавно читал статью "Пипл и алмаз", где в Кенеме ворочает свои дела некто Виктор, русский, живущий с пятью проститутками, посредник по реализации алмазов. Любе на работу пришёл факс от какого то хмыря из Нигерии с просьбой помочь пристроить 20 млн.долларов, вывезенных из Сьерра Леоне. Я его имени никогда раньше не слышал.

Чарльз Тейлор (Либерия).
Фото: Fortune

В общем Санко не стало и всё растащили, да и повстанцы уже больше похожи на бандитов. Эталоном для Санко всегда был лидер повстанцев Тейлор из Либерии. Он всё-таки стал президентом Либерии, но мира там до сих пор нет. Дисциплина не та, как у Санко.

Легче сейчас установить мир? Не думаю.

Летом 1995 года, благодаря друзьям и лично Владимиру Снегирёву, члену географического общества, выступил на радиостанции «Юность». Программу вела Краева Ольга. Был интересный звонок из Мурманска от организатора нашей экспедиции «Колумб 500», на лодьях и двух предыдущих вокруг Скандинавии 1990-1991 годов, Юрия Беспалова, который сказал: «Феденька, я очень рад тебя слышать и мы всегда о тебе помним».

Откуда он узнал об этой передаче, одному Богу известно.

В апреле, в четвёртом номере журнала «Супермен», появилась статья Татьяны Сошниковой «Свой среди горилл», где Снегирёв был главным редактором. Фотография, где я в майке, с гербом Сьерра-Леоне и надписью «Мы люди из Кенемы» — тех же времён.

Свои четыре драгоценные плёнки я отдал для проявления ей в Москве, их вынули из кассет и вернули, мотивируя, что невозможно проявить, так как они были подмочены. Хоть бы не засвечивали! Они не знали, что в сезон дождей сохранить их в сухом виде на сырой земле без герметичной упаковки было просто невозможно. В Гвинее я их не стал проявлять, так как боялся не повстанцев, а агентов правительства Сьерра Леоне.

В октябре показали интервью в программе «Взгляд» с Любимовым, которое подготовила Аэлита Ефимова. В Лас-Пальмас больше не ездил. По словам Лоренцо, с которым постоянно поддерживаю радиосвязь, Хуан работает на фирме своего брата Карлоса и денег у него нет, и не будет. Через год Нордман сообщил, что Явара наконец-то устроился матросом где-то в Кении. Сам он уехал в Габон.

     Выражаю благодарность Алексею Золотуеву и Павлу Штрамбрандту за содействие в напечатании этой статьи в газете «Мы». Спасибо.

Фёдор Медведев, позывной RZ3DA

Город Троицк, 2002 год.

ПОСЛЕСЛОВИЕ. Федор Медведев RZ3DA умер крещенской ночью 19 января 2013 года после купания в проруби.

Федор Медведев с внуками

___

Подбор иллюстраций – Алексей Васильев EW7A и Лилия Васильева EW7L
___

Кто располагает дополнительной информацией и фотоматериалами, имеющими отношение к этой истории - пожалуйста, поделитесь: jailpedition@mail.ru